Надежда Арбатова
Саммит G20 в конце ноября не сблизил по существу позиции участников. Фото Sputnik/Reuters
Воздействие пандемии COVID-19 на все стороны жизнедеятельности глобального мира еще только предстоит понять и оценить. Однако некоторые последствия этого катастрофического явления уже можно проанализировать.
Совершенно очевидно, что пандемия коренным образом изменила повседневную жизнь людей. Обязательное ношение масок и перчаток, социальное дистанцирование, ограничение времени работы кафе и ресторанов, закрытие музеев и театров, дистанционное обучение – далеко не полный перечень мер борьбы с коронавирусом. Эти действия властей вызывают в Европе, США и ряде других стран протестные движения любителей пива и бейсбола, домохозяек, представителей шоу-бизнеса и других профессий, выступающих против ограничения их свободы. С одной стороны, можно порадоваться, что эти протестующие не знают других примеров посягательства на их свободу. С другой стороны, социальные протесты против антивирусных мер не делают жизнь легче. Политикам во многих странах приходится решать целый комплекс проблем, связанных как с сохраняющейся угрозой пандемии, так и с проблемами, существовавшими до нее.
Пандемия изменила и формат международного взаимодействия от онлайн-саммитов на высшем уровне до отмены важных мероприятий или переноса дат международных конференций. Так, в связи с пандемией было принято решение отложить конференцию 2020 года участников Договора о нераспространении ядерного оружия и провести ее не позднее апреля 2021-го. Из-за коронавируса Россия и США приостановили инспекции в рамках Договора о мерах по дальнейшему сокращению и ограничению стратегических наступательных вооружений (СНВ-3).
Неоднозначные последствия
Очевидно, что коронавирус нанес удар по мировой экономике. Между тем прогнозы оценок экономических перспектив сильно разнятся. Политики, как правило, более оптимистичны, чем эксперты. Кристалина Георгиева, глава МВФ, выступающая сразу в двух лицах – и политика, и эксперта, – порадовала оптимизмом и огорчила реализмом. По ее мнению, «сегодняшняя картина менее ужасающая», чем она представлялась летом. Обновленный прогноз для глобальной экономики будет улучшен по сравнению с июньской оценкой падения ВВП на 4,9% по итогам 2020 года. Однако в среднесрочной перспективе объем мирового производства останется значительно ниже докоронавирусных прогнозов, и для всех стран это будет препятствием на пути к повышению уровня жизни.
Спад деловой активности привел к снижению спроса на энергоносители и затронул в первую очередь те страны, которые зависят от их экспорта.
Еще одно из последствий пандемии – повсеместная одержимость экономической безопасностью. В глобализированной экономике риски многообразны, включая сбои в цепочке поставок, сужение рынков и подрыв промышленной и технологической базы. Похоже, решоринг (возвращение выведенного за рубеж производства) станет альтернативой гиперглобализации, что, по мнению экспертов, хорошо для экономики замкнутого цикла и, следовательно, «зеленого будущего» планеты. Тем не менее будущее постковидной экономики будет зависеть от определения правильного баланса между национальными интересами государств и императивом многостороннего сотрудничества. Среди положительных последствий пандемии, до которых надо еще дожить, называют массовое распространение цифровых технологий и появление новых профессий, в частности антикризисных менеджеров.
Катализатор старых трендов
На уровне «высокой политики» пандемия ни в коей мере не способствовала единству США, Европейского союза, Китая и России. В международных отношениях она явилась не столько поворотным моментом, сколько катализатором тенденций, существовавших до нее. Сценарий «общего врага» в отношении COVID-19 не сработал даже в сфере здравоохранения, где развернулась международная гонка за первенство в изобретении вакцины, не говоря уже об отношениях между мировыми центрами силы.
Во-первых, пандемия не изменила антагонистический характер отношений между Россией и Западом. После потрясения 11 сентября 2001 года многие считали, что мир никогда не будет прежним, что общий враг в лице международного терроризма заставит забыть о разногласиях и положит начало новому этапу в отношениях России с западными партнерами. Однако начавшееся сотрудничество в борьбе с терроризмом оказалось недолгим и не предотвратило сползание к растущему противостоянию. Практически сразу после начала пандемии было ясно, что если России и Западу не удалось объединиться против общего врага из плоти и крови, то маловероятно, что они смогут объединиться против нематериального вируса. Это потребовало бы решения многочисленных противоречий по поводу санкционных войн, проблемы Крыма, ситуации в Донбассе, причин кризиса контроля над вооружениями и т.д. Более того, пандемия использовалась сторонами в разжигании политического и идеологического противостояния. Последний саммит «большой двадцатки», наполненный справедливыми призывами и благими пожеланиями, не сблизил по существу позиции участников.
Во-вторых, пандемия не зацементировала трещину в евро-атлантических отношениях. Напротив, президент США Дональд Трамп сделал все возможное, чтобы европейцы окончательно отвернулись от него. Нужно признать, что коронавирус совершил то, что не смогли сделать американские демократы в течение всего президентства Трампа, – заставил его уйти. Не будет преувеличением сказать, что победу Джозефу Байдену обеспечил COVID-19. И это само по себе оставляет у европейцев, как и у либералов в США, горькое послевкусие: а что бы было, если бы не пандемия? И можно ли полагаться на страну, где трампизм остается мощной политической силой?
Конечно, Байден изменит тон американской внешней политики, а в дипломатии форма имеет большое значение. Европейцам будет легче и приятнее разговаривать с Байденом, и скорее всего новый президент попытается заменить «стратегию выхода» Трампа из международных соглашений на стратегию возвращения США. Однако Европу по-прежнему будут рассматривать в Вашингтоне как инструмент для достижения целей США. Ни Байден, ни кто другой уже не изменит стремления ЕС к стратегической автономии.
В-третьих, COVID-19 явился моментом истины для Европы: пандемия придала новый импульс интеграционным процессам. После первой разочаровывающей реакции руководства ЕС на распространение пандемии Евросоюз сумел сгруппироваться и представить план действий по ликвидации разрушительных последствий смертоносного вируса и согласовать семилетний бюджет, из которого будет выделена помощь наиболее пострадавшим странам.
Важно отметить, что, вырабатывая свою антикоронавирусную политику, лидеры ЕС ни на шаг не отступили от поставленных Еврокомиссией амбициозных целей (единый рынок здравоохранения, единый рынок цифровых технологий, «зеленый пакт» и т.д.).
В-четвертых, COVID-19 усилил напряженность между США и Китаем, которая существовала в размытой форме и до пандемии. В то же время он ослабил двух лидеров этой биполярности – США и Китай, что открывает новое окно возможностей для других центров силы, в частности ЕС и России. Пандемия пошатнула фундаментальные представления об американской исключительности – особой роли, которую Соединенные Штаты как мировой лидер играли в течение десятилетий после Второй мировой войны. Признаки глубокого недовольства Европы эгоистичным поведением США появились еще до COVID-19.
О Китае говорить сложнее в силу дозированности информации, характерной для авторитарных режимов. По крайней мере, одно следствие воздействия пандемии на Пекин совершенно очевидно: она нанесла удар по китайскому экономическому чуду и таким мегапроектам, как «Один пояс, один путь». Правда, Китаю удалось обойти США, заключив историческое соглашение о Всестороннем региональном экономическом партнерстве (ВРЭП), в котором помимо КНР участвуют 14 стран Азиатско-Тихоокеанского региона. Несомненно, ВРЭП может иметь большое значение в период экономического восстановления после эпидемии коронавируса. Однако и здесь остается неопределенность, связанная как с опасением некоторых региональных держав доминированием Китая, так и со вступлением в большую игру Байдена.
Многие эксперты предсказывают рост социальной напряженности в Китае. Как отмечал американский политолог Иэн Бреммер, самым большим испытанием для Китая станет его уникальный недостаток, лежащий в основе сегодняшней мощи этой страны: государственный капитализм, неспособный создавать долговечное и охватывающее широкие слои общества благосостояние, которое является основой для строительства инновационной экономики цифровой эпохи.
Вопрос завтрашнего дня
Из двух вечных российских вопросов – «кто виноват?» и «что делать?» – сегодня на первый план выдвигается второй. Что делать, чтобы справиться с разрушительными последствиями пандемии? Тем не менее, когда уляжется, образно говоря, постковидная пыль, встанет и вопрос «кто виноват?».
Почему мир так поздно узнал о коронавирусе, хотя, по некоторым данным авторитетных ученых, первые случаи могли произойти уже в сентябре 2019 года? Почему официально вспышка в Ухане была зарегистрирована только 31 декабря 2019-го, если первый случай коронавируса в Китае был зафиксирован еще 17 ноября? И почему Всемирная организация здравоохранения объявила о начале пандемии только в марте 2020 года?
Все эти вопросы неизбежно встанут перед мировыми лидерами, и ответы на них могут повлиять на международные отношения не меньше, чем сама пандемия.
комментарии(0)