Ядерные риски. Будущее контроля над вооружениями все еще под вопросом

Под предлогом создания Россией запрещенной ракеты 9М729 США поставили режим контроля над вооружениями на грань коллапса. Фото с сайта www.mil.ru

В последние недели Россия и США активизировали усилия вокруг возможного продления Договора 2010 года о мерах по дальнейшему сокращению и ограничению стратегических наступательных вооружений (Пражского ДСНВ). Безусловно, сценарий в виде продления договора на пять лет и запуска обстоятельных переговоров по следующему соглашению – лучший из возможных исходов, и, если бы он был хоть сколько-нибудь реалистичен, обсуждать здесь было бы просто нечего.

Однако на текущем этапе нет смысла рассуждать о том, будет или не будет в ближайшие дни или недели продлен Пражский ДСНВ, и если будет, то на сколько и на каких условиях. Настоящая проблема носит гораздо более широкий и долгосрочный характер и касается сложившегося отношения сторон к контролю над вооружениями.

Военно-стратегический паритет – атрибут противостояния равных сверхдержав, и уже поэтому его внешнеполитическое значение давило и всегда будет давить на проблему ядерного сдерживания. Тем больше значение контроля над вооружениями: юридическое уравнивание группировок стратегических ядерных вооружений приобрело особое значение после распада СССР. В этот момент Россия утратила большинство ключевых атрибутов державы первого класса (которыми обладал Советский Союз) и по сю пору полагает важнейшими своими активами паритет с США, закрепленный соглашениями о контроле над вооружениями, и место постоянного члена Совета Безопасности ООН.

Ориентация на поддержание паритета как основы ядерного сдерживания всегда была свойственна отечественным стратегам. Она подразумевала не просто возможность нанесения заданного ущерба в ответном ударе (то есть исполнение критерия минимального гарантированного сдерживания), но также примерное равенство с «главным противником» в потенциалах разоружающего первого удара и ответно-встречных действий. И хотя последнее было достигнуто только в 1970-е годы, СССР находился в отношениях ядерного сдерживания с СШАи до этого момента (в частности, в Карибском кризисе) существенно уступая оппоненту по общему количеству развернутого ядерного оружия.

Так где находится сейчас двусторонний контроль над вооружениями и как это место соотносится с судьбой Пражского ДСНВ?

Этот договор технически может быть продлен в последний момент, хотя и далеко не в последний день. Но это продление само по себе не сможет волшебным образом изменить умы в администрациях по обе стороны океана. Если между РФ и США не сформируется устойчивого настроя на продолжение переговоров по поддержанию стратегической стабильности, договор просто умрет на год или два позже, чем без продления. И в этом случае уступки, данные для достижения краткосрочного продления (а это политические обязательства по сфере охвата следующих переговоров, что существенно), попросту пропадут втуне.

При этом ситуация в области обеспечения гарантированного ядерного сдерживания за эти один-два года измениться радикальным образом не сможет (как, собственно, и за пять лет), чтобы полагаться на это продление как на последний шанс выиграть время для перевооружения.

Если Пражский ДСНВ не будет продлен и прекратит действие в феврале 2021 года, это будет очень плохой исход. Но он не станет необратимой катастрофой. Гонка вооружений не начнется сама по себе, а реальные потолки носителей и боезарядов не перепрыгнут автоматически вверх утром 6 февраля 2021-го. Мы опять возвращаемся к вопросу об умах в высоких кабинетах.

Возможен ли при этом сдвиг военно-стратегического баланса в сторону диспаритета? Да, формально возможен, так как США обладают существенно большими возможностями по наращиванию возвратного потенциала (в основном на подводных лодках) – в виде дозагрузки заскладированных боеголовок на пустые посадочные места развернутых ракет. Однако грубые прикидки показывают, что при полном развертывании запасов США хоть и могут превзойти Россию в числе боезарядов, но несущественно: в 1,1–1,4 раза при разных оценках российского возвратного потенциала (согласно недавнему докладу экспертов ПИР-центра «Если не продлят ДСНВ: сценарии для России»). Это не позволяет сделать вывод о возможности молниеносного, в пределах нескольких месяцев, формирования за счет уже имеющихся боеголовок значительного стратегического диспаритета, создающего потенциал для безнаказанного нанесения обезоруживающего удара (если такой сценарий по какой-то причине вообще кому-то придет в голову).

Однако лихорадочное возвращение боеголовок под обтекатели ракет в случае краха Пражского ДСНВ совершенно не предопределено и, вообще говоря, не является вероятным. Причин для этого много, начиная от нежелания ломать устоявшиеся соотношения сил и взаимную предсказуемость траекторий развития стратегических потенциалов и заканчивая экономическими соображениями (что особенно ценно на фоне потерь от пандемии COVID-19). У сторон сохранятся все возможности для исполнения ключевых параметров соглашения де-факто, как это было в 1979–1986 годах с несчастным Договором об ограничении стратегических наступательных вооружений (ОСВ-2), чья ратификация пала жертвой советского вмешательства в Афганистане. И соблазн прибегнуть к такой рациональной тактике на период до момента достижения новых юридически обязывающих договоренностей будет довольно велик.

Конечно, сохранить полный контрольный режим, с интрузивными инспекциями и передачей телеметрии с испытаний, подобным образом будет невозможно. В результате возникнет некоторый период безвременья, в ходе которого стороны будут узнавать друг о друге все меньше достоверной информации, и это неизбежным образом начнет сказываться на принимаемых решениях (как это всегда и бывает, в сторону завышения реальных потенциалов оппонента). Рано или поздно это приведет к просчетам в оценках намерений друг друга, к неверным прогнозам программ развития стратегических потенциалов оппонента, и вот тут сформируется благодатная почва для запуска новой гонки вооружений.

Поэтому на данном этапе куда большее значение имеет не формальная жизнеспособность отдельных договоров, а степень долгосрочной приверженности правящих кругов США и России задачам поддержания стратегической стабильности путем обеспечения взаимной транспарентности и дальнейших ограничений и сокращений наступательных вооружений. В конце концов субстантивные переговоры о мерах на период после Пражского ДСНВ не велись восемь лет подряд (за это время успели смениться президенты и в США, и в России), что беспрецедентно даже для периодов спазматического обострения противостояния времен холодной войны, как в начале 1980-х годов. Как говорил герой мультфильма «Трое из Простоквашино» про заросший паутиной дом, «у них на каждой кастрюле такая таблица, даже на печке, потому что они не разговаривают».

Для возобновления разговоров помимо политической воли к достижению соглашения сторонам в первую очередь нужно синхронизировать язык, на котором они намерены дальше общаться. Понять состав потенциальных участников переговоров («Двухсторонка»? Те же плюс Китай? Официальная «ядерная пятерка»?). Провести совместное исследование взаимных озабоченностей, критический анализ новых факторов и технологий, влияющих на стратегическую стабильность, договориться о том, как они связаны друг с другом и какова степень их реального значения. То есть, предельно упрощая, отделить важное от неважного. И уже в дальнейшем, затвердив этот обновленный методологический аппарат, искать развязки в виде сделок и взаимозачетов, причем как в традиционной сфере СНВ, так и в смежных областях, на которые потенциально может быть расширено будущее соглашение в интересах устойчивости сдерживания. С учетом обсуждаемых сейчас взаимных запросов (в частности, перехода к контролю всех типов ядерных боезарядов, стратегических и тактических – как развернутых, так и не развернутых), засчетные и контрольно-верификационные механизмы могут претерпеть революционное переустройство, сопоставимое с прорывом в интрузивности в виде Договора СНВ-1 1991 года.

При этом в ответ на американский интерес ко всем типам ядерных боезарядов, а не только стратегическим Россия остается верна «трем китам», которыми она обуславливает дальнейший прогресс в переговорах: ограничение систем ПРО, учет неядерных высокоточных вооружений большой дальности и предотвращение вывода оружия в космос. В ряде случаев к ним добавляется четвертый: перестройка контроля над обычными вооружениями в Европе, и очень трудно не увидеть в этом вопросе ответного паса на американскую заинтересованность в контроле над российским тактическим ядерным оружием.

Что из этих запросных позиций обеих сторон переживет торговлю, а что будет списано по дороге в тактический размен, сейчас не скажет никто, хотя в обеих столицах наверняка есть просчитанные эшелонированные планы уступок (или, во всяком случае, на это хотелось бы надеяться).

Но ключ на старт этому многолетнему процессу, сопоставимому по масштабам и влиянию с Женевскими переговорами по ядерным и космическим вооружениям второй половины 1980-х годов, может, как и в тот раз, дать только волевое усилие политических лидеров обеих стран. Будет ли к тому времени пациент (Пражский ДСНВ) жив или же не очень, уже вопрос второй.