Тегеран формирует новые парадигмы и для Центральной Азии

Транзит из США в Афганистан через порт Актау всегда вызывал недовольство Ирана. Фото с сайта www.portaktau.kz

Январские события вокруг Ирана – убийство генерала Касема Сулеймани, иранские ракетные удары по военным базам США в Ираке, обновление американской стороной антииранского санкционного режима и ряд других – похоже, пока не до конца осознаны в соседствующих с Исламской Республикой странах. В общем-то, убийство генерала Касема Сулеймани – не первый случай проявления американского государственного терроризма. Но случай с Ираном имеет особое значение в силу того, что за последние десятилетия – едва ли не единственный пример того, как США получили ответную реакцию, тем самым создав уникальный прецедент в новейшей истории. Несомненно, что для США это вызов их амбициям и претензиям на глобальное превосходство. И важно не то, каковы прямые последствия иранской контрреакции, главное состоит в том, что иранские действия дезавуируют все разговоры о «недосягаемой мощи» Америки. И США оказались вынуждены, пусть и на время, смириться с политической победой Ирана на данном этапе.

Тем не менее очередной этап эскалации ирано-американского противостояния не обещает того, что США смирятся с потерей статуса, или, точнее, имиджа мирового гегемона. Новый этап ирано-американского противостояния содержит в себе несколько элементов. Это объявленные новые антииранские санкции, в рамках которых нужно рассматривать и давление со стороны США на те страны и корпорации, которые до нынешнего времени не подчинялись санкционному режиму и/или находили возможности не подчиняться и продолжать сотрудничество с Исламской Республикой (ИРИ). Это, вероятно, и оживление, активизация всего спектра антииранской деятельности – от поддержки антииранских террористических группировок до провокаций, направленных против Ирана, в самых разных странах мира.

Важным участком этой новой эскалации обещает быть Афганистан. Кризис вокруг Ирана, начавшийся 3 января 2020 года, уже оказывает негативное влияние на возобновившийся переговорный процесс между США и движением «Талибан» (запрещено в РФ) в Катаре. Успех этих переговоров в рамках внутриполитической (предвыборной) ситуации в самих США должен был означать выполнение обещаний американскому электорату о завершении войны в Афганистане и выводе войск. Новые требования США к движению «Талибан», в частности о разрыве талибами отношений с Ираном, и их согласие на нахождение определенного контингента военнослужащих США на территории Афганистана, дают основание предполагать, что успех на афганском направлении для администрации Трампа становится менее важен. Выдвижение новых американских требований не только вряд ли будет принято представителями «Талибана», оно просто чревато тем, что переговоры в очередной раз зайдут в тупик. Трудно сказать, что будет предъявлено американским избирателям в качестве внешнеполитического достижения действующей вашингтонской администрации, но в любом случае в новых обстоятельствах значимость переговоров с талибами для США существенно снижается. К нулю стремится и успех этих переговоров с точки зрения достижения мира.

В условиях иранских требований о полном выводе американских войск из стран региона сохранение военного контингента в Афганистане, который граничит с Ираном, для США становится вопросом не только их глобальной репутации, но и последующего влияния на регион. Можно отметить, что уже длительное время иранская сторона фактически не задействовала против США такой свой серьезный фактор влияния на афганскую ситуацию, как, например, шиитское хазарейское сообщество в Афганистане. В свою очередь, полный вывод американских войск из Афганистана ставит под сомнение и их возможности использования афганской территории для существующей в настоящее время подготовки антииранских террористических групп.

Естественно, что происходящая эскалация конфликта на всем Среднем Востоке спроецируется и на соседствующие с Афганистаном и Ираном страны Центральной Азии. Особенно учитывая тот факт, что все без исключения страны этого региона всю свою внешнюю политику уже не первое десятилетие соотносят с возможными реакциями Вашингтона. Поэтому уже очевидно, что в центральноазиатских столицах отношения с Ираном будут скорее развиваться в сторону ухудшения. Впрочем, движение от плохого (если говорить о Таджикистане, Туркмении и во многом об Узбекистане) к более плохому, вероятно, в малой степени затронет существующее двустороннее статус-кво каждой из этих стран с Ираном. Речь нужно скорее вести о нереализованных возможностях сотрудничества с богатейшей страной региона.

В происходящем с 2015 года конфликте в иранско-таджикских отношениях в 2019 году наметилось заметное потепление, однако в Душанбе было и остается немало групп влияния на принятие политических решений, связанных с внешними акторами антииранского толка. Во всяком случае, можно говорить о том, что процесс двустороннего примирения между Таджикистаном и Ираном теперь будет еще менее простым и быстрым.

Отношения Ирана с Туркменией и ранее не отличались особой теплотой, достаточно вспомнить конфликт, связанный с экспортом туркменского природного газа в ИРИ, длящийся уже несколько лет. Сразу после нового обострения отношений Ирана с США Туркмения закрыла свой участок иранской границы, что пока сказалось в основном на туркменском населении, лишившемся важнейшего иранского продовольственного и иного потребительского импорта. Многолетняя устойчивость прозападных и просаудовских настроений в правящей туркменской элите в нынешней ситуации эти тенденции только усилит, и ждать чего-то принципиально позитивного в отношениях между Ашхабадом и Тегераном в обозримой перспективе не приходится.

В Ташкенте часто говорят о приоритетности экономических интересов в своей внешней политике, тем не менее склонность ее к следованию американским региональным сценариям вряд ли требует подтверждений. Собственно, говорить о каких-то серьезных позитивных подвижках в развитии иранско-узбекских отношений и перед событиями 3 января не приходилось. Несмотря на широкий спектр интересов Узбекистана и в отношениях с самим Ираном (например, использование порта Чабахар и создание сопутствующей транспортной инфраструктуры), и в более широких обсуждениях «иранского вопроса», например, с Китаем и Россией, в действиях Ташкента наверняка будет доминировать не столько прагматический интерес, сколько сугубо политический. Не случайно на начало февраля 2019 года уже анонсирован ранее отмененный визит в Ташкент госсекретаря США Майкла Помпео, объединяемый с новым раундом региональных переговоров по американскому проекту С5+1. С высокой степенью вероятности можно предполагать, что повестка этого визита и переговоров в Ташкенте будет содержать и ярко выраженную антииранскую тематику.

Вместе с Ташкентом госсекретарь США посетит и Нур-Султан. Казахстан в практическом экономическом плане может в наибольшей степени среди стран региона пострадать на новом этапе иранско-американского конфликта, поскольку Казахстан – единственная страна в регионе, которая имеет в Иране не только потенциальные, но и вполне конкретно реализуемые интересы. Конечно, в краткосрочной перспективе сам конфликт дает для экономики Казахстана положительный эффект: рост мировых цен на нефть и на металлы, динамика мировых фондовых рынков – важные факторы финансово-экономической стабильности для РК. Однако дальнейшая эскалация конфликта между США и Ираном не может не повлиять на Казахстан, связанный с Ираном как в Каспийском регионе, так и в рамках ЕАЭС и ШОС. Давление со стороны США способно прервать (или усложнить) двустороннее сотрудничество в таких направлениях, как, например, достаточно серьезный экспорт в Иран казахстанской сельскохозяйственной продукции (Казахстан продает Ирану до 80–90% производимого ячменя, мясо крупного рогатого скота, баранину и козлятину, семена рапса и чечевицу, среди важных направлений сотрудничества можно отметить поставки Ирану уранового концентрата). В качестве государств Каспийского региона Иран и Казахстан связаны множеством взаимных интересов, зависимостей и противоречий, многие из которых и раньше находились под воздействием политики США. В частности, определенное напряжение создавало соглашение Нур-Султана и Вашингтона об обеспечении транзита в Афганистан через Казахстан (порты Актау и Курык) по так называемому Северному маршруту. Сейчас Тегеран может потребовать от Нур-Султана гарантий неиспользования территории Казахстана против Ирана, что поставит казахстанскую дипломатию в сложное положение. Безусловно, такая позиция Ирана будет поддержана Россией и Китаем, сталкивающихся с геополитическим прессингом США, в том числе в Каспийском регионе и Центральной Азии. Для Нур-Султана сейчас необходима выработка такой внешнеполитической линии, которая не приведет к конфликту ни с одной из сторон, одновременно обеспечив защиту своих национальных интересов.

Дополнительным усложняющим ситуацию фактором является невозможность апеллировать в происходящем конфликте к каким-либо международным институтам, лишним подтверждением чему может служить фактическое отсутствие реакции ООН на убийство Касема Сулеймани и последующее развитие событий. Перспектива выхода Ирана из Договора о нераспространении ядерного оружия, попытки легитимизировать новые санкции против Ирана в ООН – все эти и многие иные обстоятельства вновь заставляют говорить о кризисе и международного права в целом, и институтов, призванных это право обслуживать. Наверное, не случайно в конце января президентом России Владимиром Путиным была выдвинута инициатива по проведению пятисторонней встречи руководителей стран – членов Совета Безопасности ООН с главной задачей по новому обустройству мирового правопорядка. Альтернативой этому может быть создание региональных структур, которые, по сути, могут оказаться эффективной альтернативой ставшим уже архаичными институтам времен холодной войны.

Дальнейшее же обострение ситуации в широком регионе от Ближнего Востока до китайского Синьцзяня во многих случаях поставит, вероятно, страны региона в ситуацию, когда нужно будет предельно конкретно формулировать свои внешнеполитические приоритеты без возможности делать это, как часто происходило до сих пор, предельно многозначными, оставаясь от глобальных конфликтов и противоречий в стороне.