Тайное бремя интеллектуализма

СТАТЬЯ Юлии Кристевой "Тайное бремя православия" содержит характеристики восточного христианства, традиционные для небольшой группы религиозных фанатиков Запада. Автор уверяет, что не собирается превозносить "преимущества" иной конфессии и говорить о "несовершенстве" другой, а только "рассказать о богатстве и границах личного восприятия веры в православии и задать себе вопрос, способна ли эта вера противостоять моральному кризису, который сегодня сотрясает Балканы и вместе с ним Европу". Но содержание статьи заставляет сомневаться в богатстве и границах личного восприятия православной веры г-жи Кристевой, которая постоянно жалуется на недостаток знания религиозной антропологии, и "непонимание двух течений европейской цивилизации". Задачи у автора, безусловно, носят глобальный характер: "как воссоздать единство Европы, которое на грани разрыва (после трагедии в Косово), примирив православные и другие народы?"

Главная мысль г-жи Кристевой состоит в том, что основанием югославской трагедии является не борьба Запада с наследием коммунистического режима Милошевича, который является только частной исторической подробностью. Конфликт между Востоком и Западом уходит в глубь веков к моменту Великой Схизмы 1054 года, т.е. расколу Церкви на православие и католичество, война между сербами и косоварами была всегда религиозной войной, а "сербский вопрос" ныне рискует перейти в громадную проблему православных народов в целом. Безусловно, г-жа Кристева права не только в том, что конфликт Востока и Запада обусловлен религиозным расколом, но и в том, что конфликт в Косово есть частная подробность последствий раскола 1054 года.

Разность традиций Востока и Запада обусловлена догматическими расхождениями, которые между тем история знает куда более грандиозные столкновения, происшедшие на этой почве, о которых г-жа Кристева скромно умалчивает. Я имею в виду резню в Салониках и Константинополе, учиненную крестоносцами в 1204 году, крестовые походы на Русь в ХIII веке при Александре Невском, натиск Тевтонского ордена на славянские земли в начале XV века, закончившийся Грюнвальдской битвой.

Уважаемого автора "мучит чувство глубокой растерянности оттого, что православные славянские народы, освободившись от коммунистической идеологии, тем не менее не стали свободными"; причина такого состояния дел - влияние православия. Г-жа Кристева проводит довольно странную параллель между Иммануилом Кантом и Паисием Величковским, которые были современниками. С одной стороны, "ясность разума, настойчивость при постановке вопроса и постоянный критический анализ", с другой - "затаенный, ревностный, мистический восторг, который затем трансформируется в нигилизм, атеизм и коммунистическую идею с культом вожжи". На наш взгляд, этот причинно-следственный ряд - чрезвычайно смелое построение, свидетельствующее о выдающейся творческой фантазии автора. Природа цезаропапизма, который г-жа Кристева называет политическим инструментализмом, "основана на византийском установлении, в соответствии с которым Патриарх управляет территорией по нормам светского права, тогда как Рим руководствуется божественным правом". Неясно, какое византийское установление имеет в виду г-жа Кристева. Сложившуюся в Греко-восточной Церкви традицию, согласно которой императоры Византии, равно как позже и государи Руси, были "браздодержателями святых Божиих Церквей", автор глубокомысленно считает "актуальной для Православных Церквей на протяжении всех веков, вплоть до XX века, особенно при коммунизме". А то, что национальное самосознание в молодых славянских государствах слилось с христианской верой, - драматическим обстоятельством.

Можно было бы предположить, что, обвинив православие в цезаропапизме, мистических восторгах, которые затем трансформируются в нигилизм, атеизм и коммунистическую идею, отсутствие свободы и т.д., г-жа Кристева остановится, но нет, вместе с Оливье Клеманом и Аленом Безансоном, один из которых "тонко прокомментировал свои религиозные переживания", а другой "предложил их психоаналитическую интерпретацию", она ведет далее, тончайшим психоанализом вскрывая "динамику субъекта Троицы и ее значение для объектов желания и мысли". Результаты этого исследования окончательно поражают воображение: "согласно католическому вероучению, Святой Дух исходит от Отца и Сына. Таким образом, равенство Сына и Отца в католичестве служит прообразом свободы и независимости личности и открывает путь западному индивидуализму и персонализму; в то время как православное понимание (Святой Дух исходит от Отца через Сына) предлагает чудесное, но опасное умаление личности Сына и верующего. Поскольку это умаление безуспешно пытались восполнить поклонением Сыну, выразившимся в Его феминизации, протест против этого не мог не принять разрушительных форм... и т.д.". Таким образом, оказывается, что христианская Церковь эпохи Вселенских соборов, великих пап, таких, как Лев III и Иоанн VIII, св. отцов Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоуста, вела свою паству к "чудовищному проявлению различных расстройств психики", нигилизму, атеизму, культу личности, и только с начала IX века, когда на Аахенском соборе император Карл и его архиереи самочинно ввели в Символ веры приставку filiogue, христианская церковь обрела верный вектор своего развития.

Подобная конструкция, опровергающая двухтысячелетнюю историю Православной Церкви, представляет собой симптом либо духовного самоубийства, либо поразительного женского легкомыслия. Тем более что лекарство от вышеупомянутых нестроений уважаемый автор усматривает в старой забаве Ватикана, унии, которая ныне называется экуменизмом: "Было бы исторически правильным начать с того, чтобы объединить христианские конфессии, по-разному выразившие собой европейскую духовность. Такова обязанность не только Церквей, но и интеллигенции". За этим следует еще более удивительное заявление: "теперь Православной Церкви, которая "способствует проявлению глубинных психических проявлений - мазохизма и эдипова комплекса", советуют объединиться с католиками, чтобы "преодолеть расколы и заново переоценить духовные сокровища". Как тут не вспомнить замечательные слова Пушкина: "Европа в отношении России всегда была столь же невежественна, сколь и неблагодарна..." Статья г-жи Кристевой лишний раз подтверждает эту горькую истину.