Петр Спивак
Европарламент в Страсбурге. Ультрасовременные формы этого здания гармонируют с идеями наших дней.
Фото Лукаса Райблинга
Дни рождения великих людей и годовщины важных исторических событий – независимые друг от друга измерения, оси координат. Но иногда что-то срабатывает в механизмах мироустройства, и эти измерения сцепляются. Такие, видимо, люди и такие события.
Так и в эти недели, на которые приходится День Победы. Вот что значит всемирно-историческая дата: у лиц и событий, непосредственно связанных с Второй мировой войной, и у тех, которые такой связи не обнаруживают, есть некий общий знаменатель.
Когда-то Александр Солженицын написал, что противопоставление «мир – война» некорректно. Противоположностью мира является не война (она лишь частный случай), но насилие. И если говорить о возникновении Второй мировой войны, о ее уроках и вообще уроках XX столетия, то этот – один из важнейших.
По соседству с Днем Победы – День Европы. 5 мая 1949 года, почти одновременно с созданием НАТО, представители стран разрушенного войною Старого Света учредили новую международную организацию – Совет Европы. Цель ее – содействие интеграции в области прав человека – совершенно естественна: права человека едины как понятие, они не бывают английскими, немецкими или русскими. Общепринятая норма – приверженность свободе и приоритету права.
Из этого исходили и правозащитники, которые 30 апреля 1968 года выпустили первый номер «Хроники текущих событий» – сгустка достоверного знания о положении с правами человека в СССР. А 12 мая 1976 года была основана Московская Хельсинкская группа.
Конечно, на эту тему встречаются и другие точки зрения. Например, 1 мая 1919 года в Москве на Красной площади был открыт памятник Степану Разину, большому борцу за законность. Речь при этом сказал юрист по образованию товарищ Ленин. А 4 мая 1935 года при выпуске командиров Красной армии Сталин провозгласил: «Кадры решают всё!» Это уже не «закон есть закон», а... «на войне как на войне», что ли.
Кстати, о войне. Гибель на войне – это что, всегда возмездие за участие в войне или за что-то на ней содеянное? Иногда человек гибнет ни за что, а то и с точностью до наоборот. Родившийся 9 мая 1924 года Булат Окуджава (ум. 1997) написал об этом не самую афишируемую из своих песен – «Дерзость, или Разговор перед боем». Дерзящий старшему начальнику лейтенант говорит там о своих шансах выжить – и говорит так, что с ним не поспоришь: «Как известно, враги могут промахнуться,/ Но зато уж свои точно попадут».
Подлая, по определению фронтовика и пацифиста Окуджавы, война – это антиправо, выворотный закон, тяготеющий над людьми. Как в этой окуджавской притче с ее неумолимой логикой надличностной силы: «Если ворон в вышине,/ дело, стало быть, к войне./ Чтобы не было войны,/ надо ворона убить./ Чтобы ворона убить,/ надо ружья зарядить./ А как станем заряжать,/ всем захочется стрелять./ Ну а как стрельба пойдет,/ пуля дырочку найдет./ Ей не жалко никого,/ ей попасть бы хоть в кого,/ хоть в чужого, хоть в свово –/ во, и боле ничего./ Во, и боле ничего./ Во, и боле никого./ Кроме ворона того:/ стрельнуть некому в него». Круг замкнулся. Вот вам и Совет Европы.
Заметим себе для памяти: пуля еще не начала свой полет, а уже существует та дырочка, которую ей назначено пробить. Инверсия, достойная поэта. Он знает: спасения нет.
7 мая исполняется 90 лет со дня рождения Бориса Слуцкого (ум. 1986), фронтовика и одного из великих русских поэтов XX века. Многие его стихи прочно осели в памяти читателей, иные даже сделались ходовыми цитатами. Про физиков и лириков – кто только не цитировал. Но почему-то обрывали цитату так, что настоящий смысл этих стихов утрачивался. А они не только и не столько о научно-техническом прогрессе. «Что-то физики в почете./ Что-то лирики в загоне./ Дело не в сухом расчете,/ дело в мировом законе./ Значит, что-то не раскрыли/ мы, что следовало нам бы!/ Значит, слабенькие крылья –/ наши сладенькие ямбы...»
А вот – развитие, заострение той же самой темы:
«Запах лжи, почти неуследимый,/ сладкой и святой, необходимой,/ может быть, спасительной, но лжи,/ может быть, пользительной, но лжи,/ может быть, и нужной, неизбежной,/ может быть, хранящей рубежи/ и способствующей росту ржи,/ все едино – тошный и кромешный/ запах лжи».
Не вырвешь, не сократишь для удобства газетного цитирования ни единого слова. Приговор стране и эпохе. Месту и времени.
А 12 мая – 100-летие великого русского писателя, чей художественный суд над советской действительностью – один из самых значимых. Я говорю о Юрии Домбровском (ум. 1978). И юридическая терминология здесь – не дань дежурной риторике. Свою главную книгу «Факультет ненужных вещей» Домбровский называл романом о правосознании.Роман это о его сведенной к нулю форме, когда на смену правовым нормам пришли представления о политической целесообразности. Сын присяжного поверенного, Домбровский усвоил старомодные понятия о праве с юных лет. И оценил значимость этих понятий, на себе испытав последствия их изъятия из обихода: три отсидки, в том числе на Колыме. Там, без бумаги, он сочинял стихи, твердя их наизусть. Одно из этих стихотворений – завещание слабого, уязвимого существа, попавшего под колеса истории. Оно тоже голос правосознания. И лексика соответствующая.
«Пока это жизнь, и считаться/ Приходится бедной душе/ Со смертью без всяких кассаций,/ С ночами в гнилом шалаше.../ Но старясь и телом, и чувством/ И весь разлетаясь, как пыль,/ Я жду, что зажжется Искусством/ Моя нестерпимая быль./ Так в вязкой смоле скипидарной,/ Попавший в смертельный просак,/ Становится брошью янтарной/ Ничтожный и скользкий червяк./ И рыбы, погибшие даром/ В сомкнувшихся створках врагов,/ Горят электрическим жаром/ И холодом жемчугов./ Вот так под глубинным давленьем/ Отмерших минут и годов/ Я делаюсь стихотвореньем –/ Летучей пульсацией строф».
