Елизавета Авдошина
Галерея женихов: весьма колоритен каждый из них.
Фото Елены Лапиной предоставлено пресс-службой Театра Моссовета
Гоголевская «Женитьба» сегодня становится самым необходимым названием в репертуаре. Идеальная русская пьеса, первая отечественная трагикомедия вновь стала прибежищем режиссеров (см. «НГ» от 26.02.24). Спектакль по «Женитьбе» практически обречен на успех – так емки гоголевские реплики, инкрустированные пословицами и поговорками, так размашисты русские характеры, так сильна интрига, что каждый раз думаешь, неужели Подколесин снова убежит в окно от красавицы невесты? Художественный руководитель Театра Моссовета Евгений Марчелли смог предложить в калейдоскопе вариаций свой, очень убедительный взгляд на мистический сюжет.
В «Женитьбе» Театра Моссовета, по сути, есть два метасюжета. Внешний и внутренний. Оба заложены в пьесе и органично раскрыты режиссером. Звучит классический текст, известный почти дословно (разве что данный без малых купюр), а смыслы возникают совершенно новые, порой высеченные, как искры, из старого огнива. Эти сверхсюжеты идут рука об руку, чтобы встретиться в драматическом финале.
Рамочный сюжет пьесы разворачивается с оригинального постановочного решения. Спектакль идет в сопровождении женского хора, одетого в старорусские праздничные сарафаны: расшитые костюмы и кокошники с фатой в полутени от софитов сверкают мягким жемчужным отблеском. Девичий хор рассаживается по обе стороны кулис и изредка вступает с народными и обрядовыми песнями, задавая настроение старинной традиции подготовки к главному событию в жизни молодой девушки.
Костюмы персонажей, неброско стилизованные под эпоху, но уже современного кроя, особенно ярко контрастируют с облачением хора, словно шагнувшего с картин старых мастеров. Так, когда свет особенно играет полутонами на белоснежной фате девиц (художник по свету – Нарек Туманян) «картинка» отсылает к «Неравному браку» Василия Пукирева с мягкой, но настойчивой игрой света и тени церковных покоев, передающих тревожное настроение. В этом спектакле сценограф и художник по костюмам Анастасия Бугаева создает эстетскую палитру приглушенных тонов – от молочной белизны платьев Агафьи до небесных оттенков нарядов ее тетушек – родной тетки и свахи. И если сначала зритель «посещает» темное и пустое холостяцкое логово Подколесина (1-й акт), то во 2-м акте действие перемещается в купеческие хоромы Купердягиных – в белоснежную гостиную с богатой лепниной.
Подколесин (Александр Яцко) – человек неплохого капитальца, с его сибаритского возлежания действие и начинается. Он ждет своего друга Кочкарева, пока слуга готовит ему свежевыжатый сок, а робот-пылесос начищает паркет просторной квартиры. Его меланхолия («живешь, живешь, да такая, наконец, скверность становится») узнаваема и одновременно непознаваема, как и у всех Подколесиных, этакой предтечи Обломова с другом Штольцем, который их возвращает к реальной жизни. И Кочкарев Валерия Яременко именно таков – настоящий ураган и буря: сразу берется за дело – женить! И у него есть свой манок: как Кочкарев вьется вокруг женской темы, описывая Подколесину все прелести женитьбы, сладострастно проходится от прелестных ручек до «черт знает чего» в женской фигуре, как навзрыд произносит монолог о ребятишках, как вскоре на правах дальнего родства с семьей будущей невесты берет юную Агафью (Ника Здорик) под свое покровительство. Словом, ясно, что одной жены ему явно мало, женил бы снова и себя. Развязный сластолюбец не упускает возможности даже в родственном и дружеском деле ухватить приятные преференции.
Галерея остальных женихов тоже выходит колоритная. Расположившись сначала в «батарейной» геометрии на авансцене, где их, словно на витрине, выстраивает Дуняша (Камиля Фасахова), а потом с левого фланга, они наступают на новоиспеченную невесту скопом, не давая ничего сказать ни ей, ни друг другу. Курпулентный экзекутор, смахивающий на цыганского барона Яичница (Сергей Виноградов), болтливый старый моряк Жевакин (Андрей Раппопорт), отставной офицер Анучкин (Роман Кириллов) с навязчивой мечтой об утонченной и красивой жизни. До кучи прибавлен внесценический персонаж Пантелеев (Андрей Смиронов), который в пьесе только упоминается, а здесь выходит на сцену, завершая картину недотеп, а так как реплик у него прописанных нет, то и говорит он только междометиями, усиливая комический эффект этого жалкого сборища названных принцев. Когда от нечего делать они беседуют о неблагозвучности русских фамилий и буквально падают от смеха, парад женихов превращается в настоящий балаган. При этом гротеске все мужские роли придуманы режиссером объемно: у каждого есть свои черточки, но в то же время это абсолютно реалистические, а не книжные мужские типы, списанные словно с натуры.
Несмотря на сильные мужские образы, привычный фокус в спектакле смещен с Него – загадочного Подколесина, вроде как главного героя, ленящегося встать с лежака и жениться, на Нее – Агафью, сироту и наследницу богатого купца, еще совсем ребенка, только отошедшую от детских игр.
Женский вариант «Женитьбы» уже не открытие. К примеру, режиссер Андрей Прикотенко поставил очень бойкий и смешной ремейк в петербургском Театре на Садовой (бывшем «Приюте комедианта») о современном женском одиночестве, где хозяйка салона свадебных платьев Гафа, которой не очень везет в любви, решает выйти замуж. Евгений Марчелли пьесу не переписывает, а лишь задает угол зрения – и оказывается, что все эти чудики в роли женихов (один заикается, другой – невротик, третий – барыга, четвертый – просто дурак) совсем не безобидные.
Объективация женщины явлена тут на примере комическом, но оттого не менее страшном. Наседающие на Агафью мужчины с назойливым желанием урвать себе хорошенькую куколку превращаются в пародию на самих себя, а то и вовсе в озабоченную стаю хищников. Оттого и Подколесин так приглядывается Агафье на их фоне, хотя он и рта не успевает раскрыть во время сватовства, потесненный соперниками. Он единственный, кто начинает с ней говорить всерьез, оставшись наедине, кто не буравит ее похотливым взглядом, не распускает руки, воспринимает ее как равную. Но даже последний оплот надежды оставляет героиню: Подколесин не по избытку воли, а по малодушию своему все-таки сбежит – осрамит на весь мир, инфантильно и походя.
Мускулинный мир силы определяет все взаимоотношения и не делает скидку на возраст: ернически и пренебрежительно разговаривают со свахой Феклой (прекрасная роль Ольги Остроумовой с такой взвешенной интонацией, что каждая пауза на своем месте, а каждое слово – в цель), не замечают главенства Арины Пантелеймоновны (Марина Кондратьева) в доме невесты, готовы задрать юбку первой дворовой девушке, оказавшейся поблизости. Тетка Агафьи вспоминает, как отец-купчина стучал огромным кулаком по столу, а мог и на бабу замахнуться, а у Анучкина начинается натуральная истерика, когда он вдруг рассказывает в ужасе, как его пороли в детстве. Жертвой просто-напросто становится тот, кто слабее.
В «Женитьбе» описанный русский домострой соседствует с восхищением национальным характером. Хоровое пение со сцены напоминает о красоте певучего русского языка, а пьеса, где патетика и ирония нераздельны, приоткрывает двойное дно «загадочной» русской души и русской силы.
