Марина Гайкович
«Это везение – встретить человека, которого ты понимаешь и который понимает тебя», – говорит певица о дирижере Александре Сладковском. Фото предоставлено пресс-службой Госоркестра Республики Татарстан
В Московской филармонии прошел заключительный концерт персонального абонемента Госоркестра Республики Татарстан. Программу посвятили 150-летию Мориса Равеля, включив в нее знаменитый «Вальс» и редкую пьесу – вокальный цикл «Шехеразада». Вместе с этим в концерте прозвучала «Шехеразада» Римского-Корсакова, и сопоставление двух сочинений было крайне любопытно. Сольную партию в сочинении Равеля исполнила солистка Мариинского театра Екатерина СЕМЕНЧУК – блистательная певица, которой в этот вечер удалось раскрыть Шехеразаду как личность. О непрекращающемся творческом поиске в беседе, которая состоялась сразу же после концерта, артистка рассказала корреспонденту «Независимой газеты» Марине ГАЙКОВИЧ.
– Екатерина, спасибо за исполнение «Шехеразады» Равеля. Очень правильно была выстроена программа: сначала Равель и только потом Римский-Корсаков. Ловлю себя на мысли, что слушала хрестоматийную «Шехеразаду» «другими ушами». В вашей интерпретации показалось, что это трагичная фигура.
– Очень! Шехеразада для меня – умная и глубокая женщина. А какой она должна быть, если ей три года удавалось удерживать внимание разочарованного в любви мужчины и не быть казненной? У Римского-Корсакова голос Шехеразады – это скрипка, но к скрипке добавляются голоса арфы, кларнета, других инструментов. А у Равеля она обретает человеческий голос, но фокус в том, что Шехеразада здесь – не только соло певицы.
Мне всегда казалось, что она многоголоса, что Шехеразада умеет разговаривать разными голосами. Даже на разных языках. Многоголосость, разнообразие интонаций, тембров, динамических оттенков… Женщина, завораживающая своими увлекательными, но очень правдивыми и поучительными рассказами, переходящая от шепота к более насыщенной динамике, увлекая за собой, и снова уходящая в спокойное, умиротворенное повествование … Шехеразада Равеля как раз умеет это делать. Поэтому в исполнении очень важно, чтобы оркестр и певица дополняли друг друга, выступая полноценными героями этого музыкально-поэтического полотна. Необходимо достичь абсолютного взаимопроникновения, потому что, повторюсь, сама героиня многоголоса. Для меня это очень интересно!
– Мне кажется, у вас с маэстро Сладковским это получилось – быть как один организм. Вам нравится это сотрудничество?
– Да, очень! Потому что я вижу, и чувствую, и слышу, и понимаю, с каким великолепным коллективом мне посчастливилось уже не в первый раз выступать! Я всегда с огромной радостью слушаю этот оркестр, будучи в зале, так было и на втором отделении нашего концерта, где они исполняли «Шехеразаду» Римского-Корсакова. Я испытала колоссальное удовольствие от их великолепной интерпретации. Я совершила фантастическое музыкальное путешествие вместе с ними – и со всеми слушателями. Мне по-новому открылось это произведение. И это совершено бесценно, когда ты погружаешься в новую интересную интерпретацию, казалось бы, знакомого и популярного произведения.
Я считаю, что это нормальное и совершенно необходимое состояние любого живого организма – развиваться. Я и сама всегда стремлюсь к этому, в этом развитии я вижу смысл своей жизни и творчества. Мне это безумно интересно, и моя личная планка настолько высока, что мне пока еще есть куда расти. У меня хороший селф-контроль, возможно даже, я настоящий самоед, отношусь ко всему, что я делаю, серьезно, беспристрастно, но понимаю, что иногда надо, конечно, отпускать этот контроль, уметь расслабляться.
Я доверяю полностью своему организму, своей воле, своему темпераменту, своему внутреннему голосу, который меня увлекает дальше, и дальше, и дальше. Мне интересно узнавать все тайны не только мира внешнего, но и собственного мира, изучать природу своего голоса и совершенствовать его. И меня очень захватывает, когда есть возможность в таких произведениях, как «Шехеразада» Равеля, пользоваться разнообразными красками голоса, динамикой, иметь возможность использовать фонетические краски другого языка.
Это всегда настолько интересно – находиться в поиске, даже на репетициях. Я всегда прошу Господа о том, чтобы быть в здравии, чтобы были силы на перелеты, переезды, чтобы репетиции проходили в полный голос. Потому что это не момент закрепления выученного материала, а творческий процесс, который продолжается и на концерте, когда тоже существует момент импровизации, момент драйва – но и риска. Естественно, я никогда не подвожу коллег, я не делаю ничего внезапно, не изменяю договоренности, не вставляю лишние ноты. Это было бы непрофессионально. Но ты пробуешь какую-то новую краску, подчеркиваешь особенное слово, добавляешь дикции. Все рождается только в процессе, в процессе работы. И всегда страшно вдруг потерять ощущение новизны – будет обыкновенная, ремесленная, нетворческая работа. Хотя я считаю, что все мы ремесленники.
Для меня очень важно сохранить элемент игры, чтобы присутствовало волнение, жажда выступления, наслаждение самим процессом выступления. И жажда взаимодействия с теми участниками регаты, с кем тебе сегодня выпало счастье быть на просторах сцены. Как сегодня это было с прекрасным Госоркестром Татарстана. И жажда зрителей, потому что, конечно же, зрители дают настройку. Ты живо чувствуешь зал, как люди воспринимают, насколько они сами готовы к концерту, знают, чего они ждут.
То есть нужно сонастроиться, наверное, не только с коллегами по сцене в этот момент, но и, конечно же, почувствовать реакцию и ощущения от зала, суметь с первой минуты увлечь всех идти за тобой, следовать твоей – или вашей, если это ансамбль, – мысли.
– У вас есть истории на эту тему?
– Да. Я помню, как приехала в Китай еще в начале 2000-х. Был очень сложный концерт в Пекине в год празднования юбилея Дмитрия Дмитриевича Шостаковича. Классический концерт с роялем, состоящий из вокальных циклов композитора.
Я до сих пор помню ощущение от того, как я шагнула в огромный, гигантский зал, будучи еще, скажем так, довольно юным артистом, исполняющим бессмертную музыку Дмитрия Дмитриевича. И что интересно: с первой секунды я поняла, что слушатели точно знали, что они сегодня вечером услышат.
А ведь музыка Шостаковича глубока, сложна и очень серьезна для неподготовленного слушателя, да и для исполнителя. Хотя могу точно сказать, что и все остальные композиторы, которых мне довелось и посчастливилось исполнять, наверное, так же сложны и глубоки.
– Старинный романс тоже? Увидела эту программу в вашей ближайшей афише.
– Самый сложный концерт – это сольный концерт старинного русского романса! Это то, к чему, наверное, обращается человек только на определенном этапе своей творческой деятельности. И конечно, только по зову сердца. Это не просто декламирование закругленного городского стиха на приятную мелодию. Это – моноспектакль, сложный и довольно опасный. Потому что всегда есть опасность сравнения с теми, кто прославил этот жанр, опасность поверхностного развлекательного исполнения, даже опасность подражания. До меня эту музыку исполняли – и сейчас исполняют – другие известные и любимые всеми артисты. Прекрасный и совершенно неповторимый Олег Погудин, например, один из величайших интерпретаторов городского старинного романса. Он нашел свою интонацию, свое биение сердца в каждой строке, в каждом романсе, в каждой программе. А когда-то я слышала, как исполняет старинный романс великолепная Полина Агуреева, аккомпанируя себе на гитаре. Это что-то невероятное!
До этой музыки нужно дорасти настолько, чтобы, во-первых, не бояться ее исполнять один на один с людьми, которые практически все эти тексты знают и любят. И конечно же, помнить о той плеяде артистов, которые пели эти произведения. Многие из них – люди довольно тяжелой судьбы. Надежда Плевицкая, Изабелла Юрьева, Галина Карева, Александр Вертинский, Алла Баянова и многие другие великие, но, к сожалению забытые имена… У каждого был свой театр старинного городского романса, театр одного певца. Успех и сложность этого жанра – не в тембре голоса, даже не в особом техническом мастерстве, а в наполнении собственной слезой, душой, прожитой жизнью, опытом, глубоким и трагичным пониманием жизни.
– Как вы пришли к этой программе?
– Старинный романс всегда звучал у нас дома, благодаря моему любимому дедушке я влюбилась в этот жанр и начала его исполнять, еще будучи ребенком. Помню голос Петра Лещенко: «В парке Чаир распускаются розы…» Благодарю своих родителей, что еще застала на незабываемом концерте Аллу Баянову! Я помню ее невероятную энергетику, голос, магнетизм, интерпретации, невероятную Женщину в ее ярких платьях, с цветком. Я была маленькой девочкой, сидела практически в первом ряду и жадно впитывала каждый поворот ее головы, движение рук, ее интонации, смех. Понимаете? Это невозможно забыть, невозможно не оценить и не впитать! В прошлом веке артисты, поющие старинный романс, были богами! Я помню, когда записывались с пианистом Семеном Скигиным в передаче «Романтика романса», концерт, посвященный великой Галине Каревой, сколько людей пришло в «Крокус Сити Холл». И приходили не на нас, не на артистов, а на музыку. Приходили, восторгались, пели вместе. Съемки шли часами – а люди не уходили. Публика с горящими глазами, с огненным сердцем…
Напитавшись этим, когда совсем юный, думаешь, что вот когда-нибудь я смогу выйти к своему зрителю и слушателю и так же пронзительно рассказать о своей жизни. При этом я не делюсь своими грустными или веселыми воспоминаниями о пережитом, но я хочу дать людям, слушающим меня, невольно думать об их собственной жизни. Поэтому, наверное, особенно сложен этот жанр, чтобы вот так выйти к публике практически оголенной и мягко заставить людей расслабиться настолько, чтобы они почувствовали себя собой. Чтобы они смогли переживать свои собственные эмоции, слушая твой голос.
– В прошлом сезоне я была на концерте, где вы с Российским национальным оркестром исполнили «Поэму любви и моря» Шоссона, еще одна вещь французского композитора из разряда репертуарных редкостей. Акцент на французской музыке – это случайность или ваш выбор?
– Нет, я с удовольствием бы пела и больше немецких циклов, и русских циклов, и испанских. Просто так сложилось. Любой вокальный цикл, исполняемый с оркестром, – специфический жанр, требующий определенной подготовки и у оркестра, и у солистов.
Мне очень понравилось, как дирижер Александр Израилевич Рудин выстроил всю программу. Это была французская музыка в созерцательных, мягких тонах, красивая и идилличная. Недаром нами была исполнена, например, первая ария Далилы – а не вторая или третья, более эффектные, ария Шарлотты из оперы «Вертер» и многие другие французские арии. Сам цикл Шоссона я решила исполнять в тональности, в которой он был написан – для высокого голоса. Я всегда стремлюсь исполнять произведения в написанном автором ключе – так ты не только сохраняешь задумку произведения в целом, но и можешь услышать то самое настроение и те краски, которые слышал композитор. Я очень благодарна Александру Израилевичу за эту возможность совместного выступления, за то самое сотворчество, абсолютно фантастическую атмосферу и поддержку. Я такое испытала удовольствие, такую радость в тот вечер, и ловлю себя на мысли, что, когда думаю о том вечере, я всегда улыбаюсь.
Причем за два дня до этого концерта я спела мою любимую роль Дидоны в опере «Троянцы» Берлиоза с Валерием Абисаловичем Гергиевым в Мариинском театре, но в шесть утра уже села в поезд и спела две репетиции в Москве в полный голос. На следующий день – генеральную и концерт. А после я сразу уехала в Верону на открытие летнего фестиваля петь «Турандот» на открытом воздухе, где еще была и прямая трансляция, и запись.
– Московская филармония тоже делает трансляции, и сегодняшний концерт останется в архиве.
– Да, я очень благодарна Московской филармонии, Алексею Алексеевичу Шалашову за невероятную возможность исполнять редчайшие и интереснейшие произведения из музыкальной сокровищницы. Выступление на этой великой сцене для меня всегда огромное событие! Московская филармония очень красиво снимает и ведет трансляции своих концертов. А также они всегда проявляют столько внимания к артистам! От афиш до персонального общения. Я очень дорожу такими событиями, как сегодняшний вечер. Для меня это не просто момент, не просто приятное воспоминание. Это событие освещает твой жизненный путь, дает ему направление, побуждает двигаться и развиваться дальше. Исполнить «Шехеразаду» Равеля тоже было совместным с оркестром и филармонией решением, и я благодарю всех причастных к этим незабываемым вечерам!
– А раньше вы уже пели этот вокальный цикл Равеля?
– Конечно, я его уже исполняла. Но могу сказать, что интерпретация претерпевает изменения. И каждый раз это произведение получается совершенно иным – и трактовка, и ощущения, все всегда разное. Но это нормальный творческий процесс. Например, если вспомнить Кармен: ты не можешь петь всегда одинаково, как ты сама не можешь быть Кармен, это абсурд.
– Как вы справляетесь со своими оперными героинями? Кармен, леди Макбет, Катерина Измайлова…
– На самом деле очень сложно как романтизировать, так и дегуманизировать персонажей. Потому что если ты оживляешь персонажа, то ты ответственна за это оживление. И к тому же, чтобы персонажа оживить, он должен быть человеком.
Поэтому приходится искать все живое, человечное и в леди Макбет. Не только Верди, но и в героине Шостаковича и Лескова тоже. Все же Катерина Измайлова у Шостаковича получила более реальное человеческое лицо, сочувствие, лиризм. Особенно в первой редакции композитор развернул такую палитру человеческого горя, отчаяния и жестокости… нельзя остаться безучастным. И его героиня отличается от лесковской, хотя я обожаю Лескова! Кстати, Лесков, особенно в «Леди Макбет Мценского уезда», пишет так, что все его персонажи узнаваемы по их речи и интонациям. Язык настолько богат, в каждой фразе по манере разговора ты видишь определенный персонаж. У каждого персонажа своя речь. Примерно то же и в «Шехеразаде» Равеля: каждый инструмент – это и есть голос Шехеразады. Так и представляешь позднюю ночь и до утра ее рассказ на разные голоса…
– Как часто вы поете Катерину Измайлову?
– Я только что выучила вторую редакцию оперы, 1963 года, для спектакля Большого театра. В Мариинском театра мне посчастливилось исполнить Катерину в первой версии Шостаковича «Леди Макбет Мценского уезда». Это колоссальное эпохальное произведение, а постановка Молостовой, которая идет в Мариинке, самая глубокая из всего, что я пока видела. Я бесконечно дорожу доверием и чутьем Валерия Абисаловича: когда я ему сказала, что мне очень хотелось бы спеть Катерину Измайлову, он сразу ответил: «Да, давай». Так было всегда, с моего первого шага в Мариинском театре. Все роли, которые когда-либо я задумывала «оживить», о которых я мечтала, нашли свое рождение в стенах дома и родной сцены.
– Александр Сладковский – ваш дирижер?
– Александр Сладковский, безоговорочно, наш дирижер. Мне кажется, его любят все! Не только я. С ним очень комфортно, легко. С первой минуты, как мы познакомились, еще будучи в консерватории, у нас сложились очень теплые отношения. Он уже был серьезным музыкантом, а я проходила свое творческое становление, но тоже всегда была очень и очень серьезной. Это огромное везение, так как мы понимаем друг друга без лишних слов, нам очень комфортно друг с другом. Знаете, это везение – встретить человека, которого ты понимаешь и который понимает тебя. Ты выходишь на сцену, зная, что это будет сотворчество, что вы вместе сейчас будете творить, доверяя друг к другу. Это невероятная особенность Александра Витальевича, особенное достоинство – уметь слушать и слышать другого человека. Он меня во всем убеждает. И в своем таланте, и в своей доброте, и в щедрости. В том, как он работает с музыкантами, какие произведения он берет в свои концерты, как люди к нему тянутся. У нас взаимные очень теплые – музыкантские и товарищеские – друг к другу чувства. И я это очень ценю! В год юбилея Государственного оркестра Татарстана и в год юбилея Александра Сладковского хочется пожелать им крепкого здоровья, вдохновения, любви публики, новых проектов, друзей и многая лета! Удивительный коллектив, вдохновляющий всех нас, ведущий за собой и объединяющий всех нас, любящих музыку!
