Надежда Травина
За 20 лет musicAeterna превратился в большую культурную институцию. Фото Никиты Чунтомова предоставлено пресс-службой musicAeterna
В этом сезоне коллектив Теодора Курентзиса отмечает свое 20-летие целой серией концертных программ в России и городах других стран. Словно подводя первый крупный итог своей кипучей деятельности, musicAeterna представляет музыку композиторов, ставшей для них знаковой и обеспечившей статус непревзойденных интерпретаторов. Среди них – Густав Малер, можно сказать, кумир Теодора Курентзиса, который вот уже несколько лет занимается «малероведением».
Маэстро посвящает австрийскому гению творческие лаборатории (проект Currentzis Lab, открытая репетиция Пятой симфонии), рассуждает о его музыкальной философии в беседе с разными деятелями искусства и, конечно же, по-особому – как, наверное, никакой другой дирижер – проникает в суть его грандиозных опусов на концертах. Именно такое погружение в трагический мир музыки Малера произошло в Большом зале Московской консерватории, в столице, принявшей эстафету после Красноярска, Новосибирска и Перми. Курентзис, оркестр musicAeterna, Государственный хор имени Свешникова, солистки Софья Цыганкова и Юлия Вакула исполнили Вторую симфонию «Воскресение», в которой Малер метафорически хоронит своего героя, а затем его воскрешает.
Симфония № 2 оказалась единственной в программе – без привычной для Курентзиса пары в виде пьесы современного композитора или более камерного сочинения той же эпохи. Не было и каких-либо бисов: жизнеутверждающий финальный аккорд так и остался последним подарком публике в этот вечер. Масштабную по замыслу и продолжительности звучания (примерно 1,5 часа) малеровскую симфонию Курентзис трактовал как единое мистически-религиозное повествование, требующее особой концентрации от музыкантов и слушателей. «Почему ты жил? Почему страдал? Неужели все это – только огромная страшная шутка?..» – вопрошал Малер устами лирического героя своей симфонии – отчаявшегося романтика, внутренне попрощавшегося с миром. Оркестр musicAeterna c психологической точностью передал его терзания, сомнения, беспокойство: затаенное тремоло и угловатые, синкопированные фразы низких струнных, тревожная тема у меди, переходящая в откровенный протест скрипок, открыли не только первую часть («Тризна»), но и в целом это драматическое высказывание, к которому прибавилось сугубо личное, откровенное отношение Курентзиса. Маэстро, как всегда, уверенно держал в своих руках малеровские «бурю и натиск», добиваясь от оркестра патетического экзальтированного звучания, заставляя медные совершать невозможное.
После первой части Курентзис, следуя предписанию композитора, сделал небольшую, но заметную паузу, чтобы дать каждой стороне этого магического действа настроиться на другое состояние – совершенно непохожее на то, что было раньше. Изящный лендлер с подчеркнутым танцевальным ритмом стал не то эхом счастливых дней героя, не то сладостным воспоминанием. Ожидаемо оригинальной получилась в интерпретации musicAeterna третья, самая знаменитая часть Второй симфонии – оркестровое переложение «Проповеди Антония Падуанского рыбам» из вокального сборника Малера «Волшебный рог мальчика». Непрерывное кружение струнных и духовых прозвучало без какой-либо иронии или насмешки, а скорее с тем же настроением лендлера второй части – меланхолически-грустно, словно герой сожалел о том, что рыбки стали поедать друг друга после проповеди святого.
Во Второй симфонии Малер впервые ввел в партитуру хор и партии солистов, таким образом усилив грандиозность высказывания и подчеркивая программную идею. В четвертой части песня «Первозданный свет» на текст из сборника Арнима и Брентано «Чудесный рог мальчика» воспринималась как остановка на пути героя, жаждущего избавления от тягот жизни. Проникновенный, глубокий голос меццо-сопрано Юлии Вакулы словно возвышался, парил над строгим хоралом духовых: солистка весьма органично вписалась в это умиротворенное повествование. Что, увы, нельзя было сказать о сопрано Софье Цыганковой, которой не хватило вокальной мощи и яркости: оркестр и хор имени Свешникова (блестяще вышколенный сначала Екатериной Антоненко, а затем Теодором Курентзисом) попросту перекрывали ее партию в финале. В заключительных частях Второй симфонии маэстро решил воплотить религиозный подтекст сочинения с присущей ему театральностью. «Глас вопиющего в пустыне» – соло труб (Никита Михайловский, Михаил Дружинин) и торжественные перезвоны колоколов (Андрей Волосовский) раздавались из фойе партера Большого зала – причем после того, как медленно и кинематографично открывались «врата Божьи», то есть двери. Не хватало только потока света – но солнечные райские лучи пустили оркестр, хор и солисты. В пятой части, слившись в единое целое в хорале «Ты воскреснешь, да, воскреснешь ты после сна недолгого» на слова Клопштока, исполнители и маэстро Курентзис показали, что вместе с воскресением наступает и долгожданное прощение.
