«Кавказский пленник» по-своему обыгрывал отношения точки и линии на плоскости. Фото автора
Когда в 2011-м Аркадий Ипполитов с Александрой Харитоновой cделали в фонде «Екатерина» ретроспективу «Новой Академии», Ольга Тобрелутс, разумеется, занимала там принципиальное место. Теперешняя ее монографическая выставка о петербургском неоакадемизме вспоминает в самом конце, на третьем этаже, – и, по словам организаторов, это «самая полная ретроспектива ее видеоарта». Прежде же представлены результаты возвращения Тобрелутс в 2010-х к живописи – серии «Небесные ландшафты», «Летнее платье» и «Транскодированные структуры».
«Живописью заниматься, так это чувствовать надо, а то думать начнешь, так такая хрень получится», – один из текстов Аркадия Ипполитова стартует зацепкой за реплику Тобрелутс. Выставка не только о ней, это и оммаж ушедшему в 2023-м Ипполитову, для которого петербургская «Новая Академия» была такой же естественной частью жизни и работы, как и классическое итальянское искусство. Его текстами прошит весь проект, открывающийся словами Зельфиры Трегуловой, в частности, о том, что после его кончины нет куратора, который так сумел бы «связать всю экспозицию в продуманный узор парадоксальных сопоставлений и сложных интерпретаций». У проекта и не названо никаких кураторов. В прошлом году Тобрелутс с Сергеем Николаевичем сделали в петербургской KGallery выставку и выпустили одноименный сборник «Melancholia. Памяти Аркадия Ипполитова». В нынешней экспозиции есть написанный Тобрелутс уже в 2024-м, но в духе петербургского неоакадемизма портрет Ипполитова.
За теперешними сериями и разделами оказываются экзерсисы Тобрелутс с техниками и технологиями: сама она говорит, что нынешняя история не концептуальная, а про эксперименты с живописью. Помимо холстов (где сюжетом становится и просто синее облако, оторванное ото всего на свете кроме световых и цветовых трансформаций) и скульптур (раскрашенных томных Антиноев, бронзовой Наоми с сигаретой) это воспоминания о ренессансной живописи на досках, а оттуда прыжок в дигитальную эру. «Воскресение», рассыпающееся десятками нежных разноцветных квадратиков-пикселей, выдает точку отсчета со «Снятием с креста» Понтормо скорее, когда глядишь на эту махину через экран смартфона, а не невооруженным глазом. «Транскодированные структуры», показанные в 2019-м на Венецианской биеннале в павильоне Северной Македонии, представляют почти абстрактные в большинстве своем вещи, которые хранят память о первоисточнике цифрового кода. Художница сначала делала объемное абстрактное изображение в программе Майя, затем переносила его на холст «методом классической стадийной живописи». В конце концов возникает вопрос о способностях и ограничениях человеческого взгляда. Если фантазия и анализ будут редуцированы до крайности, до «знакового рефлекторного восприятия», это может стать базой для «тоталитарного контроля» над человеком.
С другой стороны, тут много мифологии в самом широком плане, не только античной, но и, например, мифологии Петербурга, который по задумке Тобрелутс и Ипполитова становится местом действия новой «Классической Вальпургиевой ночи», «Фаустом II третьего тысячелетия», как он это охарактеризовал. С ней сплетается мифология рода Лутс (и его части – Тобрелутс) в серии «Священное дерево». Но за всем этим есть кое-что еще.
Бродя по первым двум этажам, испытываешь скорее раздражение, сменяющееся дежурным любопытством, чтобы на третьем все прежнее забыть и наконец включиться. Тобрелутс была среди пионеров видеоарта и экспериментов с технологиями. И вот в видео «Манифест неоакадемизма» 1996-го по Неве мимо Исаакия плывет лодочка с картины Сороки, но с надписью «неоакадемизм», а перед нею беседуют Пушкин с Гоголем, то есть Тимур Новиков с Андреем Хлобыстиным, на глазах бронзовеющие, вернее, превращающиеся в маски. Вот знаменитое видео «Сон Александра Македонского» 1998-го с истаивающей статуей работы Козловского, а вот «Отблески Империи» 1993-го, где в том числе и Тобрелутс играет античные роли в декорациях в том числе и Петербурга. Из постакадемического времени показывают перформанс 2010-го «Кавказский пленник» об очеловеченной борьбе точки и линии на плоскости и сделанный с Егором Коротковым лентикулярный полиптих «Летний сад», одновременно оживающий и ускользающий в стереоиграх. Последний этаж тут главный и самый сильный, вплоть до страшной видео-«точки» на тему Дейнеки.
Ольга Тобрелутс рассказывает истории из неоакадемической юности, по Ипполитову, «нищей и оголтелой», – с абсолютно невозмутимым видом. Она нас дразнит.
А что может увидеть за выставкой зритель, не прельстившийся недавними живописными экспериментами? Ну, например, что если вопрос о том, возможен ли сегодня разговор о красоте, риторический, то вопрос, как о ней говорить, – вовсе нет. Как и о том, что вообще мы способны видеть, способны ли в одном смысле обыграть старые техники, в другом – новые технологии и т.д.
Кажется, без цинизма о красоте – не получается. Св. Екатерина опять возносится на небо в ангельском сопровождении. Под ногами у них остался крохотный а-ля ренессансный диптих на досках: бескрайний вплоть до холмистого горизонта ландшафт идеален несовременной пустынностью, которую нарушает силуэт самолета. Один из ангелов возле Екатерины заглядывает за фигуру возносящейся, будто лицом и жестом спрашивая соседа, что, собственно, происходит. Этих троих, будто бы пришедших из классической живописи, словно фиксирует фотопленка – «поплывшая» выдержка, смазанные движения рук, все дела.
Тут настает черед «кое-чего еще». Возможно, речь идет и о какой-то мимикрии. Вот язык дигитальных кодов. Вот описанный Ипполитовым процесс того, как «живопись кватроченто, актуализированная масскультурой, приблизилась вплотную к сегодняшнему дню». Вот «обживание» античности, Ренессанса, мифологизация «гётевского» Петербурга как соединяющие все нити. Вот огромные, ставящие в тупик своей эстетикой цветы в серии «Летнее платье», заполонившие все, как в видении. Может быть, мимикрия сродни эскапизму.