Дарья Курдюкова
Смещение акцентов быстро меняет восприятие. Фото агентства «Москва»
«Непарадный портрет» можно обозначить как краткую ретроспективу о человеческом образе у Наталии Турновой. Начиная с пионерки из серии 1990-го «Портреты Родченко», через вещи из серии «Диагноз», с которыми в 2010-м она вышла в финал премии Кандинского, – и вплоть до написанных в прошлом году холстов.
Лица тут – экраны эмоций. Притом индивидуальные черты фактически сведены на нет. Говорит цвет, лицо – только оболочка. Акцент на ярких, контрастных, тревожных, каких угодно, но всегда активных цветах у Турновой выводят в том числе из проведенных в детстве двух лет в Бирме: сама она в интервью The Art Newspaper рассказывала, что, вероятно, это был «импринтинг, когда малое воздействие приводит к большим последствиям». Истоками характерного колорита видят и интерес к фовизму и Матиссу, при этом кураторы Анна Зайцева и Мария Лаврова оговариваются – «трагическое восприятие жизни, ощущение утраченной гармонии» сближают Турнову скорее с немецкими экспрессионистами.
Ее образы, поименованные очень условно или не поименованные вовсе, и правда напоминают больше тревожную издерганность группы «Мост», скажем, кирхнеровского образца, нежели преобладающий оптимизм фовистов, которые, по крайней мере пока не разошлись своими дорогами, транслировали на холст поиски новой цветовой гармонии. Фовисты и экспрессионисты исходили из общего колористического основания, упрощения/деформации формы, чтобы говорить о противоположных вещах.
Вот и родченковская пионерка в турновской интерпретации, вынесенная эпиграфом к проекту, – не столько увиденное в динамичном ракурсе дитя новой страны, сколько болезненное желто-синее лицо, транслирующее неуверенность. Смещение акцентов быстро меняет восприятие.
«Лицо выражает гораздо больше, чем, может быть, сам человек хотел открыть другому. Это очень пластичный материал», – говорит художница, и гигантские холсты с огромными лицами, несмотря на узнаваемость почерка, удивляют и технически – мощной пластикой в плане «лепки» цветом. Вот составленные в импровизированный триптих вещи 2013-го: «Вопрошающий», «Знать», «Внутреннее», укрупненные лица, то темно-зеленые, то одно синее, в преспокойных пастельных тонов одежде, на пастельных нейтральных фонах. У них, в общем, и эмоций на лицах не написано, глаза и складки губ условны и похожи, но исходит от них тревожность. Как и от соседнего «триптиха», доминантой синего и малинового связавшего неких живописных персонажей с объектом из серии 2002-го «Любовь». Любовники эти сверкают лампочками и переливаются, сливаются друг с другом, а глядят страшно и оцепенело, как и их соседи.
Двойственность – нерв турновской живописи. Она пишет лица, но, устранившись от портретности, те норовят стать масками – при этом не переходя границы человеческого, за которую заходили гримасы-маски Олега Целкова. Не став зеркалом души, опустив все трепетания внутренних порывов, ее портреты тем не менее в первую очередь про состояние, эмоцию. При этом как бы «сюжет» – в ее случае это формирующие лицо и позу линии – может сообщать одно, а цвет – другое, как в работе 2019-го из собрания галереи Alina Pinsky. Физиономия глядит куда-то за кадр то ли удивленно, то ли спокойно, с чем тут же спорит огненная раскраска всего силуэта. Турнова раз от раза проверяет на прочность устоявшиеся связи между цветом и его восприятием.
Другой принципиальный ход – укрупненность лиц, опять-таки в силу устоявшихся представлений предполагающая и репрезентативную функцию, и зрительскую реакцию. Смешно повторять, что никакого «парадного портрета» тут быть не может. Они могут существовать истуканами в позе паспортного снимка, но часто герои чем-то вроде бы заняты, физиономии фрагментированы, как бы выхвачены в какой-то момент, а какой – не объясняется. В серии «Диагноз» одно серое лицо то ли зажмурилось, то ли вовсе лишено способности видеть, даром что оно вхолостую приближено к нам нос к носу, другое же, склонившись, как птица к червяку, смотрит пристально. То, что портреты предполагают нашу реакцию, в конце концов может восприниматься стиранием границ между тем, кто же на кого смотрит. Объяснений нет, и само решение многие холсты оставлять без названия – о том же: двойственность – часть неустойчивости. А та – часть очень многих жизней.
