Дарья Курдюкова
Кураспатия Романа Сакина – одна из работ в коллекции Козлова. Фото автора
В открывшейся на Остоженке весенней серии выставок – «Непарадный портрет» Наталии Турновой, экспозиция ранней фотографии как дань памяти ушедшему в 2024-м коллекционеру и фотографу Михаилу Голосовскому, с которым директор МАММ Ольга Свиблова познакомилась, еще когда только формировала коллекцию будущего Московского Дома фотографии, а еще проект Ивана Михайлова «Пространство тишины» и Гриши Сельского «Pokemon Go Go Go». Но главный акцент кураторами Анной Зайцевой, Марией Лавровой и Ольгой Свибловой сделан на показе современного искусства из коллекции Антона Козлова. «Расположение картин зависит от вкуса» заняло три музейных этажа.
Молодой коллекционер Антон Козлов, выпускник Университета управления, занимавшийся бизнесом, связанным с вывозом и утилизацией отходов, – как он говорит в интервью, пока «частная инициатива» была возможна, – заинтересовался собирательством только в 2019-м. Что не помешало ни азартно-скоростному разрастанию коллекции, насчитывающей больше 1000 произведений, ни, главное, попаданию в нее и ранних работ классиков. Например, концептуальных кубиков Риммы Герловиной или фотографий не менее знаменитых инсталляций-«Комнат» Ирины Наховой, некоторые из которых были придуманы в 1980-х, даже прежде «Человека, улетевшего в космос», которым Илья Кабаков начал триумфальный путь «тотальных инсталляций».
Теперь вещи из этого собрания регулярно фигурируют на выставках, существует YouTube-канал «Пока все дома у Антона» с обсуждениями произведений, готовят сайт с оцифрованными и откомментированными произведениями. В конце 2023-го Антон Козлов с Мариной Лошак, Екатериной Лапшиной, Антоном Беловым и Михаилом Каменским учредили фонд «Новые коллекционеры» – для «укрепления связей между всеми участниками современного культурного процесса».
Оси коллекции – московский романтический концептуализм с «Группой Сретенского бульвара», с «Коллективными действиями» и вообще разными концептуалистскими ветвями, включая соц-арт. Кроме того, послевоенная абстракция Злотникова и Турецкого, кинетизм Колейчука и Франциско Инфанте, работы Михаила Рогинского (включая необычную «Бежевую стенку с коллажами» 1991-го – пустыми картоночками на картонном же фоне), которого хочется если уж сравнивать, то не с поп-артом, а с арте повера – и современники. Получилось репрезентативно и с озорством.
С современников все началось. Козлов рассказывал в интервью The Art Newspaper Russia, что собирательство началось с похода на ярмарку Cosmoscow, где он увидел работу Ирины Кориной. Теперь в атриуме владычествует ее «Мантия», висящий на приличной высоте обрывок бордового плюша с имитированным из подручных материалов горностаевым мехом, подвязанный к воротнику, а обрывком ставший, зацепившись за березку.
«Расположение картин зависит от вкуса» – название триптиха Сергея Волкова, давшее заглавие всей экспозиции: на «пластилиновой» от унылого, но щедрого красочного слоя поверхности простодушно изображены два цветка, обрамляющие надпись-название. Но за гегемонов-пересмешников в этом зале – концептуалисты вообще и герловинские кубики в частности. Высыпавшиеся из желтой-желтой коробки желтые-желтые кубики – Леонардо, Магритт, Сезанн, Бойс, Леонардо, Рублев, Герловин – инструкция герловинского «Художественного набора» 1975 года предлагает собирать «по любым критериям», будь то «предполагаемая значимость, материальное положение, возраст, красота, рифма и т.д.». Кубиков у художницы на выставке много, и все о важном. «Иметь надежду», к примеру, значит заглянуть в черное нутро белого кубика. Когда же дело доходит до «Могилы», то коробочка обита сумрачной тканью с большой ромашкой, а внутри оставлена записка: «Я уже умер».
Любимые концептуалистами игры со смысловыми сбоями представлены и приговской «Сберегательной книжкой», открывающейся записью «Поступило очень много руб. 00 коп.», и лозунгом Комара и Меламида «Вперед к победе коммунизма!» (авторский повтор работы 1972-го был сделан в 1990-м и сейчас, конечно, висит в красном углу), и картинами-объектами Виктора Пивоварова и Ивана Чуйкова. Пивоваровская серия «Квартира 22» языком казенных объявлений, собственно, и объявляет, заключив в наскоро сколоченную из деревянных реек рамку: «Пили, закусывали, потом проигрыватель поставили и танцевали».
Чуйковские работы – «Дорожный знак» 1972-го, объекты из магистральной его серии «Окна», пейзажи – одна из сквозных линий выставки. Исследование оптики, зазора между тем, что (включая и стереотипы) человек держит в культурной памяти, и тем, что показано, вопрос, готовы ли мы верить фикции образа, – делает морской пейзаж, будто составленный из «вырезок-образцов» с разными манерами, одинаково, впрочем, неубедительными, родственником плоского «Дорожного знака». В «Окнах» облака неосторожно заплывают на раму, обман зрения не скрывается, но подчеркивается, и отличный тому пример – «Окно XII». Вермееровская девушка с письмом у окна, все эти обязательные вздохи о том, что голландский живописец воздух и свет сделал одними из главных действующих лиц живописи – у концептуалиста сделалась эмалевым «глухим» силуэтом на плексигласе. Юность ее из того же «воздуха» соткана, что и эмалевые облака над ней. Вопрос в том, готов ли смотрящий узнать Вермеера только по сюжету, звучит тем ироничнее, что живописная прелесть той, первоначальной юности сведена к добавочной ценности одной анатомической детали, отсутствовавшей в оригинале.
Двойственность, с которой работал концептуализм, продолжает исследоваться художниками следующих поколений. «Будь мягче. Будь тверже» группы «МишМаш» – не гербарий, не минералогическая коллекция, не… а «типологические» ряды обыкновенной гальки, заботливо и «неуместно» одетой в цветные вязаные шапки. Алина Глазун в картинках-объектах обыгрывает язык советских плакатов и иллюстраций, сводя его к абсурду надписями вроде «Эта звенящая пустота во мне», «Эта звенящая пустота вокруг». А Аня Желудь темперой по фанере выводит силуэты кастрюль, между ними оставляя сообщение «помойки нет мусор девать некуда насос из колодца украли». Рядом, как веревочка, на гвозде висит скрученный металлический жгут – «Ничто». За этой простотой слышна уже не ирония, а экзистенциальные смыслы.
