Дарья Курдюкова
Работа Дмитрия Каварги называется «Название не имеет значения». Фото агентства «Москва»
Собрать дайджест из работ 35 художников разных поколений и темпераментов – скорее дело условности. Словно акцентируя эту условность, выступающий сейчас и куратором, и художником галереи Иван Новиков придумал для выставки в Цехе Красного на Винзаводе тему более чем эфемерную. «Порывы и дуновения» – про «дуновения» идей и поддерживаемые галеристами «порывы». С точки зрения куратора, события истории искусства «не локализуются в объектах», а в ощущениях или – «ключевых мифопоэтиках». Но смотришь все равно на отдельные работы.
«Порывы и дуновения» – вторая из череды отмечающих 20-летие галереи выставок. Первая – «Отражения/Рефлексии» – стартовала в декабре и еще работает в пространстве самой галереи на Винзаводе. Сергей Попов открыл галерею в 2004-м, в 2011-м к развитию институции подключилась Ольга Попова. По устроенным по случаю дайджестам историю галереи отследить трудно, но такие выставки напоминают и о больших музейных проектах, которыми занимается pop/off/art.
Из совсем недавнего вспомнятся прекрасная ретроспектива Владимира Куприянова, прошедшая в Московском музее современного искусства (см. «НГ» от 15.10.24), и показ работ и материалов из архива классика абстракции, создателя «сигнальной системы» Юрия Злотникова в Третьяковке (см. НГ» от 02.04.24), к которой, наконец, была издана неопубликованная рукопись «У истоков «Сигнальной системы». Рop/off/art работает с архивами Злотникова и Куприянова. Из давнишних проектов нельзя не упомянуть ретроспективу Эрика Булатова, прошедшую в 2014-м в Манеже, – курировал ее Сергей Попов.
«Сила покоя», «Жизнь любви», «Скрытое беспокойство» и «Битва со временем» – разделы, не особо помогающие, но и не мешающие смотреть. Медитативное полотно «Против зерна №1» самого Новикова (его большая выставка, устроенная с pop/off/art, прошла в Московском музее современного искусства в 2020-м – см. «НГ» от 06.09.20), огромный зелено-желтый холст, созданный с участием дождевой воды и со всеми вытекающими отсюда фактурными импровизациями, представляет встречающую зрителя «Силу покоя», имея в виду, что сила – в покое.
Здесь же бок о бок висят пейзажи Эрика Булатова и Евгения Гороховского с довлеющими надо всем облаками. В булатовской «Зиме» 1989-го непривычно нет текста, но тема – его, с пространством, с небом, подымающимся и оживающим и способным оживить уснувший ландшафт. У Гороховского на картине «Метаморфозы и вращение – то, что порождает время» облака противопоставлены «искусственному» геометрическому орнаменту и вроде бы норовят в него превратиться. Но и теснят его.
За условным распределением произведений по разделам-ощущениям, при всех контрастах художественных языков (здесь есть вещи Андрея Красулина и Ивана Плюща, Владимира Янкилевского и Альберта Солдатова и т.д.; есть работы медитативные, а есть очень декоративные), все-таки формируются сквозные диалоги о пространстве и человеке. По крайней мере, субъективно это воспринимается так.
Пространство – ландшафт субъективного существования. В него падаешь в By Night Кирилла Челушкина, графитом на пластике выводящего кромешную тьму, из которой взгляд все-таки выхватывает рутинный путь машин по автостраде. В него погружает и «Вода» из серии Владимира Куприянова «Фасады Волги», дивно и хрупко балансирующий на грани пристального всматривания и абстракции лайтбокс (в разделе «Скрытое беспокойство»). По воде бежит разной степени интенсивности рябь, из воды не травинки высунулись, но осколки стекол, преломляющие свет и создающие фактуру.
В пейзаже субъективного существования обретаются и работы из раздела «Жизнь любви» – что петербургские виды Владимира Шинкарева, что расположенный рядом с ними «Город N. IV» Аси Заславской. Новиков часто выстраивает диалогичные соседства. Вот и у последних двоих при всей разнице – лирические, будто с чуть расфокусированным взглядом, пейзажи у первого, иконописная техника и иконописные же горки с деревцами, ручей у второй – работы максимально освобождены от примет времени, от персонажей (условные шинкаревские машинки живут скорее приметой ландшафта, а не человеческой активности) и воспринимаются архетипическим пейзажем. Где действующим лицом может стать каждый смотрящий.
Люди в Home Painting #1 Ирины Наховой оказываются случайным фрагментом черно-белой карточки из поездки в транспорте или вроде того: лиц не видно, эпоха невнятна. Цветными оставлены только цифры, испещрившие весь холст. В них нет логики, только тревожное ощущение присутствия цифровой реальности, неусыпно наблюдающей и подсчитывающей. Холст 1998 года звучит более чем актуально. В рисунках Ольги Чернышевой Nonresident Family at Work in the City разбросанные по листам человечки трудятся кто гамбургером, кто мороженым. Единственный «визави» – омоновец в таком же круглом шлеме, как шарик на рожке. Дискретность, бесправность, овеществленность жизни превращает людей почти в абстрактные, плохо считываемые детали жизни. Воспринимается это тем острее, чем более скользящий, даже лирический взгляд все представляет. Возможно, потому неподалеку оказалась чистая абстракция Юрия Злотникова «Люди. Пространство. Ритм».
