Окруженная толпой мужчин, Кармен поет Хабанеру. Фото Рамиса Назмиева предоставлено пресс-службой театра
Татарский театр оперы и балеты им. Джалиля завершает празднование 150-летия Казанской оперы. Оно длилось целый год, начавшись в феврале 2024-го на Шаляпинском фестивале премьерой оперы Глинки «Жизнь за царя» с Валерием Гергиевым за пультом. Завершается вновь Шаляпинским, в центре которого – премьера оперы Бизе «Кармен».
Новую постановку – за 150 лет существования оперы в Казани, конечно, не первую – директор театра Рауфаль Мухаметзянов решил сделать в помпезном стиле большой оперы. Результат превзошел ожидания: спектакль, действительно получился эффектным, хотя бы по количеству действующих на сцене людей. Ожидания критика тоже были в какой-то степени превзойдены: казалось, спектакли в реалистичном духе уже давно вымерли как класс и по причине интендантских стремлений нащупать что-то новое, и потому что современные режиссеры не владеют этим ремеслом. Ощущение, что переносишься словно на машине времени в ХХ век. Но театр сделал очень точный выбор постановочной команды, пригласив итальянского режиссера Марко Гандини, бывшего ассистента Франко Дзеффирелли. Гандини с преклонением говорит о мастере, отмечает, что работал с ним с 1991 года до последних дней, был его правой и левой рукой, прошел огромную школу. От него перенял не только постановочную технику, но и понимание ключевой роли музыки: «Он искал истину. Истину слова и правду конкретной ситуации – в происходящее все должны поверить, и зритель, и артисты, и режиссер. Дзеффирелли говорил, что для этого нужно глубоко погрузиться в музыку, в ее характер. От него я познал красоту оперной музыки».
Гандини и его соавтор, сценограф Итало Грасси выстраивают художественный образ спектакля по мере того, как сгущаются настроения в опере: от жаркого летнего дня, раскаленного камня строений Севильи, где через свет (Сергей Шевченко) ощущается марево зноя, через полумрак таверны, населенной, впрочем, яркими костюмами танцоров, к ледяной мрачности ночных гор, где, закутавшись в шали и накидки, прячутся контрабандисты. Четвертое действие возвращает нас в Севилью – уже в другом разрезе: внимание привлекает большой крест – может, как символ небесной кары, а может, и как дань традиции.
Постановка на самом деле эффектна: в первую очередь благодаря потрясающей работе с хором и мимансом. Она проработана в деталях, в которые хочется вглядываться, и такой кинематографический эффект невозможно не оценить. Гуляющие пары, солдаты, зеваки, торговцы с лотками, джентльмены, играющие в карты, бухгалтер, выдающий зарплату, – и у каждой мини-группы своя история (любимый персонаж самого режиссера – мужчина, который безразлично смотрит в одну точку, что бы ни происходило), груда громадных сундуков исчезает со сцены в мгновение ока – такую виртуозную работу доводилось видеть, например, в спектаклях Дмитрия Чернякова. С той (существенной) разницей, что у тех каждая деталь работает на логику драмы, здесь же служит фоном, максимум – создает настроение. Но каждому театру – свое.
Так, на простроенном, как в кино, фоне происходят известные события. Тут режиссер идет по партитуре, полагаясь на мастерство артистов и в некоторой степени предоставляя им свободу. Те, кто видел два состава, отмечают, что спектакли не были одинаковы, артисты привносили свой опыт, тем более что дебютантов тут не было. Кармен и Хозе в первом составе пели Екатерина Сергеева и Ахмет Агади, оба – в статусе солистов Мариинки и Татарского оперного, во втором – Анастасия Лепешинская («Новая опера») и египтянин Рагаа Эльдин. Лепешинская играет красотку, не стесняющуюся своей привлекательности. От взгляда, которым она соблазняет Хозе, действительно невозможно отвести глаз. Но и декольте впечатляет. Эта сцена по-простому символична: в момент, когда Кармен в кольце мужчин поет хабанеру, Хозе приводит в порядок (чеховское) ружье. В некотором смысле поединок начался уже здесь. Кармен непременно должна пленить этого мужчину, и в тот момент, когда он окончательно сдается (его пылкая ария в таверне), она продолжает его терроризировать, не дает вернуться в казарму – и тот (социально) погибает.
Эскамильо (солист Большого театра Александр Краснов) во всей этой истории играет будто декоративную функцию, как новое увлечение Кармен. Посреди буйства танца он появляется на верхнем ярусе, делает широкий жест правой рукой («как Ленин на броневике», – шепчет мне соседка). Куплеты тореадора обставлены колоритным танцевальным номером, где гибкие танцоры изображают быков, а женщины замирают от восторга. В третьем действии режиссер маркирует начальную сцену, где звучит пророческое «убей», но чересчур мелодраматизирует сцену гадания, где Кармен почти рыдает, увидев на картах смерть. Подчеркивает силу духа Микаэлы (Венера Протасова), чья хрупкость особенно контрастирует со злостью, которую испытывают друг к другу Кармен и Хозе. Так Гандини выстраивает линию, которая приведет в финале к смерти Кармен.
В качестве музыкального руководителя пригласили Антона Гришанина, дирижера Большого театра, который часто делит спектакли с Валерием Гергиевым (в феврале –«Риголетто», «Лоэнгрин»). Доверие оказано, впрочем, не зря. Гришанин сделал «Кармен» динамично, выпукло, подчеркивая индивидуальность артистов.
С удивлением приходится констатировать, что старая добрая оперная традиция жива, по крайней мере в этом спектакле: чувство, страсть, заложенные в музыке, проявляются и в спектакле. Это ли не победа консерваторов?
Казань–Москва