Елизавета Авдошина
Молоденькая киноактриса невольно вовлечена в жизнь и тайны семьи Дайверов. Фото Александра Иванишина
«Ночь нежна» по роману Фрэнсиса Скотта Фицджеральда в постановке Екатерины Половцевой вопреки ожиданиям не гремит мелодиями джаза и не слепит блестками ревущих 1920-х. От золотого века Голливуда здесь разве что горящая неоновая надпись из заветного названия американской фабрики грез. Этот спектакль разворачивается как меланхолическая, полная тревожных загадок история одной любви на фоне приближающейся Великой депрессии.
Сценическое пространство художника Эмиля Капелюша сразу задает мрачноватый, обесцвеченный регистр оттенка старого кино или фотокадра, пепельного или цвета сепии, в зависимости от того, какой будет дан свет. На этом цветофоне вспыхивают то золотая вышивка платья ар-деко, то голубой плавательный костюм Розмари (Полина Рафеева). Молоденькая киноактриса становится свидетелем семейной тайны респектабельной четы Дайверов, невольно вовлеченная в странный любовный треугольник.
Морская галька повторяет линию авансцены, по бокам расположились софиты киностудии. На заднем плане повисла то ли покинутая кулиса, то ли старинная мачта потонувшего корабля. Виден остов повозки, которую оставили словно брошенный реквизит. Ее прутья станут для Николь (Мария Рыщенкова, в состав заявлена и Ольга Лерман) клеткой, как и панцирь пружинной кровати, поднятой на дыбы.
Скоро становится понятно, что тусклый цвет пространства – это отражение того, как видит мир Николь. Сознание, погружающееся во мрак душевного заболевания, определяет ее целиком. С болезнью краски жизни давно угасли. Титр-табличка из кулисы дает подсказку: в первом акте мы видим историю ее мужа Дика Дайвера (Виторган), подающего большие надежды врача-психиатра, который заботится о жене не только по-человечески, но и профессионально; она для него не только возлюбленная, но и пациентка.
Во втором акте табличка меняется – история рассказывается с точки зрения Николь. Но хотя задумка режиссера обозначена, сложно сказать, что она сценически оправдана – концептуальной, стилевой разницы между двумя актами нет. Стиль тревожных флешбэков, кругов воспоминаний и эффектов стоп-кадра, когда действие останавливается «на полуслове», как на затянувшейся «паузе», характеризуют обе части, усиливая саспенс. История Николь в спектакле затмевает историю Дика, и их захватывающей лавстори на сцене не случается. Образ Дика значительно отходит на второй план еще и в связи с непроявленным характером существования Максима Виторгана. Убедительному и харизматичному в кинокадре, на театральной сцене актеру словно не хватает характерности, точнее присущая ему бесхарактерность, как раз и дающая его героям изюминку, как будто еще больше меркнет – так кажется уже не первый раз. Особенно это чувствуется рядом с точностью и театральной выразительностью Александра Матросова, актера Театра им. Пушкина, который играет поклонника Николь, пришедшего с фронта Первой мировой войны и убежденного, что он, военный, без смысла жизни не останется – ведь всегда где-нибудь происходит война, стоит только открыть свежую газету.
По сравнению с романом главные герои, по сути, меняются местами. Если роман описывает распад личности Дика, чья возлюбленная, излечиваясь от душевного недуга, словно заражала меланхолией и его, а он становился рабом ее непредсказуемой жизни, не имеющей серьезной личностной цели, то в спектакле все наоборот. Символом времени, а оно в спектакле редуцировано, как и яркий социальный конфликт романа между интеллигенцией и экономической элитой, – становится укрупненная судьба Николь, мятущейся жертвы обстоятельств. Вскользь упомянутая причина безумия Николь распахивается до масштабов глубокой драмы – пережитое в детстве насилие, инцест с отцом, делает ее образ сродни разворачивающейся под прицелом репортеров жизненной драмы нашей современницы Жизель Пелико (и ее дочери), чья биография кажется взятой из остросюжетного детектива. Ведь сложно бывает поверить, что такое случается взаправду.
Как раз этот мотив причудливого отражения реальной жизни в иллюзорном мире искусства и того, как неповторимы на самом деле настоящие чувства, у режиссера получается воплотить красивее и понятнее всего. В финале актеры выходят из костюмных образов, переодеваются в современную одежду и входят в интерьеры съемочной площадки. Екатерина Половцева однажды уже успешно строила на этом приеме целую постановку, отчего мольеровский «Мизантроп» в РАМТе буквально заиграл новыми красками.
Проходят годы, и Розмари, добившаяся известности, пишет сценарий на основе воспоминаний о неординарной истории любви, свидетелем которой когда-то была, и мечтает воплотить его на пленке, снять успешную мелодраму. Однако, репетируя, она понимает, что все выходит фальшиво – не так, не так было в жизни. Все с досадой расходятся с репетиции на долгожданный перерыв – столько нервов отнимает эта взбалмошная актрисулька в режиссерском кресле! Неожиданно пара рядовых сотрудников съемочной команды берет в руки брошенный в сердцах сценарий и начинает увлеченно читать, смеясь и флиртуя, диалог влюбленных. И вот «Николь» и «Дик» снова вместе: как будто не было и не будет жестокого и непростительного разрушения друг друга, как будто и в жизни можно отмотать пленку назад, к счастливому началу.
