Елизавета Авдошина
Гоголевский маленький человек гипертрофированно высок.
Фото Иры Полярной со страницы театра «Пространство Внутри» в «ВКонтакте»
Антон Федоров, автор московских театральных хитов (от «Где ты был так долго, чувак?» в «Пространстве» до «Ревизора» в театре «Около» и «Бовари» в «Арт-партнер XXI»), обратился к гоголевской «Шинели», конечно, не случайно. Эта повесть идеально ложится на инструментарий режиссера, который практически всегда сам еще и драматург своих спектаклей, и сценограф, то есть действительно Автор театрального произведения со своей, явно звучащей темой – темой маленького человека в конфликте с обществом, конфликте неизбывном, почти всегда трагедийным.
Гоголевский талант рассмешить читателя и сразу вызвать в нем жалость и сочувствие к герою очень близок режиссеру. Именно так он и сам выстраивает свое театральное полотно, а это именно сложно поддающееся аналитике полотно из словесной россыпи и рифм, собранных к месту и не к месту, обрывков цитат исходного произведения, междометий, охов, вздохов актеров и их часто безмолвного, но наполненного сценического существования. В «Шинели» в отличие от предыдущих работ новые диалоги к сюжету о том, как бедный чиновник на последние деньги шьет себе новую шинель, а ее тут же крадут, отчего он заболевает и умирает, – самое слабое звено. Концентрированного абсурда и блестящей стилистической языковой игры сильно меньше, впрочем, юмора по-прежнему много. Дубли сцен не идут по нарастающей спирали, как раньше, когда интонация менялась, раскручивалась, преломлялась, тут часто действие пробуксовывает, что вызывает местами монотонные повторы – однако в известном смысле как будто оправданные, ведь все дни Башмачкина похожи один на другой.
Да и сам сюжет Гоголя становится неким иероглифом – и по своей известности, и по библейскому обобщению, которое подчеркнуто режиссером и словно выведено из ключевой строчки повести. «И долго потом, среди самых веселых минут, представлялся ему низенький чиновник с лысинкою на лбу, со своими проникающими словами: «Оставьте меня, зачем вы меня обижаете?» – и в этих проникающих словах звенели другие слова: «Я брат твой».
Акакий Акакиевич Башмачкин, каким его играет Сергей Шайдаков, не только беспомощный и беззащитный перед лицом равнодушного и агрессивного общества человек, который ходит по одному и тому же маршруту каждый божий день в канцелярию департамента переписывать бумаги. Это юродивый и скорее всего аутист. С таким отсутствием внимания к быту он живет и с таким рвением относится к своему скромному делу. Его рабочее место разрисовано каллиграфическим граффити и ярко, уютно освещено, ему в нем хорошо и покойно, потому что он знает, что ему нужно сделать – переписать правильным и красивым почерком документы. А вот когда рвется и без того худая шинель, он, как ребенок, теряется.
Писать для Башмачкина значит жить: его палец, держащий орудие письма, словно заменяет ему радар. Когда он обнаруживает дырку в старой шинели, то так и ходит с пальцем в прорехе, когда встает помочиться в подставленное ведро, палец, как микроскопический нижний орган, проходит сквозь ширинку брюк. Асоциальность Башмачкина, доведенная до гиперболы, подготавливает драматические события развязки.
В этом Башмачкине много по-детски ранимого: неспособность к самообслуживанию, нестойкость и страх перед новыми, незаученными ситуациями. И это совершенно не вяжется, казалось бы, с его могучим ростом: артист весь спектакль проводит на ходулях. В прологе зритель не сразу распознает, в чем дело: Башмачкин спит на гипертрофированно высокой кровати лицом к стене, с подсогнутыми ногами, но когда наступает утро и он свешивает ноги в кукольных ботиночках на конце ходулей, оказывается, что его нетипичный рост и усиленная худоба вкупе с длинным париком, нацепленным на лысину, и накладным носом-картошкой сильно отличают его от других людей, делают Иным – и оттого еще более уязвимым и нелепым недотепой.
У него под ногами вечно вьется приземистая заботливая Хозяйка его бедняцкой квартиры – закоптелой каморки, она же уборщица Марьюшка в департаменте, с курительной трубочкой, из которой идет дымок в виде ваты (Наталья Рычкова). И некто под именем Кто-то, похожий на спятившего соседа коммуналки, он же – наглый и токсичный начальник департамента (Семен Штейнберг). Неприметный до поры до времени портной Петрович (Алексей Чернышев), спрятанный в «шалаш» из сукна, расположился с краю, как паук. Он практически вынуждает Башмачкина отдать деньги на новую шинель, отказываясь латать старую. И он же – совсем не добренький, как в повести, – обернется Значительным лицом, отказавшим Башмачкину в защите, когда тот останется ни с чем после ограбления карикатурными и оттого еще более противными злодеями.
Сергей Шайдаков – Башмачкин играет выдающуюся роль: актер очень мало говорит, больше улыбается блуждающей улыбкой. Но внутри спрятаны мучения человека, органически не способного постоять за себя, не готового отвечать на насилие. Идеальная жертва алчного и бездушного мира, кроткий агнец в волчьей пасти.
В сегодняшних московских интерпретациях эта «Шинель» может составить пару моноспектаклю Николая Рингбурга – его играют в том числе на сцене независимого театра «КукLab». Кукольному чуду, где даже кукла Башмачкина с седым хохолком на голове, в крошечном мундире и с канцелярским пером в руке сделана с такой жалостливой выразительностью, что при одном взгляде на нее щемит сердце.
