Елизавета Авдошина
Софья Грачева показывает платья Надежды Ламановой. Фото предоставлено пресс-службой Музея МХАТ
В Музее МХАТ – кадровые перестановки: Министерство культуры не стало продлевать контракт действующему директору Софье Грачевой. Хотя только что менеджеру была вручена премия Москвы «За большой вклад в развитии отечественного театрального искусства, организацию и проведение юбилейных мероприятий, посвященных основанию театра, музея и Школы-студии МХАТ». Нового кандидата министерство планирует представить коллективу 30 сентября. Накануне корреспондент «НГ» Елизавета АВДОШИНА поговорила с Софьей ГРАЧЕВОЙ о главных героях Музея МХАТ, реставрации мемориальной квартиры Немировича-Данченко и о том, в чем московский театральный музей составляет конкуренцию Эрмитажу.
– Софья Михайловна, вы возглавили Музей МХАТ 5 лет назад, придя из РОСИЗО. Наверное, вам это дало возможность взглянуть на музей чуть шире, с новой стороны?
– Конечно, личный бэкграунд позволяет посмотреть с другого ракурса на театральный музей, и в этом был мой большой плюс. Большинство театральных музеев осознает себя частью театра и ими и является. Но на самом деле все, кто работает в театре, являются частью общероссийского культурного процесса, особенно художники. А в МХТ с момента его основания работали художники первого ряда – «мирискусники» Мстислав Добужинский и Александр Бенуа, позже Николай Ульянов – портрет Ольги Книппер-Чеховой в роли Раневской как раз его авторства. Так что не видеть связей с общемировой культурой нельзя. Рада, что теперь музей вслед за мной тоже стал находить эти связи. Долгое время музей был сосредоточен на себе, настроен был только на один театр. Но наша коллекция (более 340 тысяч единиц хранения) является коллекцией федерального значения, музей не только театральный, но и художественный, исторический, а рассказывает о театре в контексте истории страны, тут хранятся эскизы художников с мировым именем.
Всегда говорила, что музей несет образовательную функцию, то есть рассказывает людям контекст, в котором рождалось новое театральное искусство. Один из примеров – этим летом во Владикавказе музей подготовил выставку о Мамонтове, Станиславском и Вахтангове. Савва Мамонтов – создатель первой оперы в России и родственник Станиславского. Станиславский (тогда Алексеев) входил в его домашний кружок, а в его имении Абрамцево видел и Врубеля, и Серова, и Коровина, где они писали свои картины. Так он стал понимать роль художников в постановках, осознал, что художник – это сорежиссер, а также придумал макеты, которые потом легли в основу макетирования в сценографии. А Вахтангов, в свою очередь, придя в МХТ, стал одним из любимейших учеников Станиславского, и создал Третью студию МХАТ, затем – Вахтанговский театр. Удивительные взаимосвязи людей и процессов!
Связи всегда находятся. Например, сейчас год юбилея Мейерхольда, и можно было бы рассказать про его домашний театр в Пензе, как он приехал в Москву, как он входил в первый звездный актерский состав МХТ, как он разошелся со Станиславским, как ставил в Александринке, вырабатывал биомеханику, как строили его театр – эти чертежи хранятся в Музее архитектуры; как для него писали музыку величайшие композиторы – это Музей музыки; как он работал в кино – это Музей кино. И можно было бы сделать такой большой выставочный проект, объединив многие музеи. Но, к сожалению, не все наши идеи удается реализовать, так как для такого проекта понадобилась бы большая выставочная площадка, а в Москве они стоят очень и очень дорого.
Мое экономическое образование, кстати, пригодилось, когда я изучала экономику МХАТа первого периода, время мецената Саввы Морозова. Обычно все говорят про художественную сторону дела, а ведь в первые пять лет театр был на грани краха. Не потому что плохо играли, наоборот, это было супермодное место, куда все хотели попасть, но затраты превышали доходы, так как театр хотел представить самое лучшее – костюмы и декорации, оркестр, хор, массовые сцены. МХТ был тогда в конкуренции с императорскими театрами, у которых было госфинансирование, плюс в театре работали актеры, желающие получать конкурентные гонорары. А создавать Станиславский и Немирович-Данченко хотели общедоступный театр, но в итоге им все-таки пришлось поднимать цены на билеты.
– Какие внутренние изменения произошли в музее за эти 5 лет?
– Постепенно омолаживался коллектив, мы приглашали молодых квалифицированных сотрудников, искали узкопрофильных специалистов. Например, не так давно в музее появился художник и советник по выставочной деятельности, что позволило нам вывести наши выставки на новый уровень. Был введен электронный документооборот. Рада, что за 5 лет руководства музеем мне удалось сделать ребрендинг, создать новый фирменный стиль музея. Была выпущена линейка сувенирной продукции Музея МХАТ, и особая гордость – коллаборация с Императорским фарфоровым заводом.
– В работе музея вы сделали акцент на регионы и даже на международное сотрудничество. Причем привозили, что называется, бренды – на Дальний Восток выставку про «Синюю птицу», в Китай – про Станиславского…
– В последние годы актуальным стал вопрос единого культурного кода, и все стали спрашивать: а где он и кто его формирует? И вспомнили про музеи, что вообще-то именно музеи отвечают за патриотическое воспитание. Потому что в музеях хранятся артефакты, которые позволяют узнать историю края или города и гордиться этим. К примеру, Станиславского по фамилии знают, пожалуй, все, но то, что этот человек внес такой удивительный вклад в мировую театральную жизнь, что в России появился режиссерский театр, что по его актерской системе живет весь Голливуд, – это знают только театроведы. А почему бы об этом не рассказать всей стране?
Музей МХАТ – федеральный музей, потому что наследие Станиславского и Немировича-Данченко – это наследие мирового уровня, а не только двух театров. Тем более что бренд Станиславского сегодня, безусловно, позитивный: много было испытаний для его семьи во время революции, но при этом его душевный выбор все равно был сделан в сторону России, и это дает нам тот самый пример, который должен помочь людям сформировать и свое патриотическое ощущение сегодня.
А спектакль «Синяя птица» шел 115 лет – и открыл профессию художника по свету. Создавая иллюзию чудес, случайно выяснили, что черное на черном – не видно, и отсюда возник принцип «черного кабинета», для театра кукол – это база, в которой они до сих пор существуют. Все теперь живут по театральному принципу, который открыл Станиславский. Стоит об этом рассказывать? Думаю, что стоит.
За текущий год музеем были проведены выставочные проекты в Саратове, Екатеринбурге, Новосибирске, Туле, в Северной Осетии, Ульяновске, в Ростовской области, на Дальнем Востоке… Важно, чтобы культурная жизнь была насыщена не только в Москве и Петербурге и столичные музеи вывозили свои коллекции, фонды, раскрывали свои темы в регионах. Тогда и сформируется единый культурный код.
– Как вы выбирали партнеров для выездных выставок?
– Тут многое завязано на дружеских и профессиональных связях. И даже с «неочевидными» музеями: например, мы обсуждали с музеем Мирового океана возможный проект о путешествии МХТ в Америку в 1924 году, можно было бы рассказать и про их путь, на каких кораблях плыли, что делали во время пути, как прошли гастроли, что показывали в Америке и как образовались знаменитые актерские школы Америки на базе системы Станиславского. Сейчас в музее-заповеднике «Поленово» стоит выставка, посвященная Александру Головину и – Василию Поленову, его учителю. Мы неоднократно приезжали в Ясную Поляну. Сейчас в Москве в Доме-музее Станиславского проходит выставка про Леонида Андреева совместно с орловским Музеем литературы. Андреев, кстати, в свое время был более высокооплачиваемым писателем, чем Чехов. А еще он художник-самоучка и стоял у основ цветной фотографии в России. Его фотохромы демонстрируются сейчас на выставке.
– Каким еще брендом богат музей?
– На Основной экспозиции есть костюмы модельера, кутюрье императорской семьи Надежды Ламановой. Ламанова – self-made woman, начитавшись Чернышевского, добилась высот и в момент тяжелого выбора 1917 года тоже не уехала из России, а осталась помогать русским женщинам носить красивую одежду. В советский период с Верой Мухиной они сделали коллекцию повседневной одежды из бабушкиных полотенец и солдатского сукна, за эту коллекцию они получили золотую медаль на выставке в Париже в 1925 году. Ламанова стояла у основания Дома моды в Москве и у истоков промышленного производства женской одежды. Благодаря ей в МХТ появились профессия технолог по костюмам. Коллекция ламановских платьев в Музее МХАТ – самая большая в стране. Здесь 50 платьев, а в Эрмитаже – всего 14.
– Как вы развивали работу с аудиторией музея?
– Театральный музей – специфическая вещь для продвижения. Очень многим кажется, что он существует для профессионалов. И мы все еще преодолеваем некое сопротивление среды и подобные мнения наших посетителей. Но когда люди к нам доходят, они уже в абсолютном восторге. Это все благодаря нашим экскурсоводам, которые влюблены в свое дело, любят наших главных героев – Станиславского и Немировича-Данченко, бесконечно про них готовы рассказывать, и, в общем, оказывается, все это интересно, потому что за каждым предметом стоит история. И мы работали все эти пять лет над тем, чтобы донести до всех тот факт, что театральный музей – про историю страны, а не только про театр, что театральный музей – про жизнь.
За последние годы вышла на новый уровень по посещаемости детская программа «Приоткрытый занавес», это наш хит. Эта программа совмещает в себе профориентацию для детей по театральным профессиям и одновременно рассказывает историю Художественного театра. Музей сотрудничает и с благотворительными фондами. Созданы тифлокомментарии к экспонатам и тактильным моделям, задействованным в экскурсии. Поэтому теперь музей могут посещать и люди с инвалидностью по зрению и слуху.
– Насколько сегодня изучены фонды музея?
– По закону о Государственном каталоге Музейного фонда РФ к 2025 году все музеи должны внести свои фонды в базу данных, так как раньше у каждого музея была только своя «Книга поступлений». Это оказалось сложно. И выяснилось, что большинство музеев находится в непростом положении: предметы практически у всех были плохо описаны. И в Музее МХАТ были плохо описаны фонды, поэтому впереди еще много сюрпризов: каждый день находятся чудесные артефакты. Например, про английского режиссера Гордона Крэга хранится много материалов о постановке «Гамлета» в МХТ, которых нет даже в Фонде Крэга в Англии. Так что здесь большое поле для исследователей. Фонды богатейшие, но они требуют понимания и осмысления.
– При вас началась реставрация мемориальной квартиры Вл.И. Немировича-Данченко, она заново откроется уже в 2025 году.
– Да, Министерство культуры выделило деньги. В эту квартиру Немирович-Данченко заехал в 1943 году, и все это время там не проводились ремонтные работы. Уже 80 лет! После его смерти в 1947 году квартира сразу стала музеем. Сегодня Музей МХАТ совмещает в себе несколько типов музеев: внутренний – про сам Художественный театр; художественный, так как здесь хранятся работы художников, которые работали в театре; литературный, так как хранятся рукописи и личные вещи писателей, связанных с театром; и мемориальный – собственно Дом-музей Станиславского и квартира Немировича-Данченко.
Квартира очень душевная. Надеюсь, что в процессе реставрации все удастся сохранить, как было. Потому что Владимир Иванович сам говорил: если будете делать музей в моей квартире, то без всяких веревочек и запретов, должно быть ощущение, что я вышел на минуту и скоро вернусь!
Очень многое зависит и от людей, которые здесь работают. Наталью Борисовну Федоренко, заведующую музеем-квартирой, посетители часто спрашивают: «Вы его видели? Вы его родственница?» Потому что она с такой теплотой рассказывает, и кажется, что она близкий ему человек. Только с рассказом экскурсовода вырастает масштаб личности героя. А Немирович-Данченко был удивительным человеком, хотя в общественном мнении находится в тени Станиславского, но для того, чтобы МХТ появился, он сделал, может быть, даже больше.
– Вы перечислили «безупречных» героев – Станиславского и Ламанову, которые не уехали из России. Хочется надеяться, что и Михаил Чехов, который эмигрировал, не будет сегодня оставаться в тени.
– Нет, мы подали на грант на выставку, посвященную Михаилу Чехову. Надеюсь, музей осуществит эти планы.
– А какие еще подготовлены проекты?
– Договоренностей с другими музеями много! В следующем году планировали привезти проект по Ламановой в Саратовский музей, а коллекцию нашего художника Николая Ульянова – в город Ульяновск. В Новосибирск – выставку о первом спектакле МХТ «Царь Федор Иоаннович», музей будет рассказывать и о том, как появился МХТ, и об этом визуально роскошном спектакле тех времен, когда труппа исповедовала принцип исторической правды на сцене и костюмы были пошиты из старинных тканей и облачений, купленных на Нижегородской ярмарке. До конца 2024 года, надеюсь, состоится выставка, посвященная Вячеславу Невинному в Доме Станиславского. Спектаклю «Дядя Ваня» 125 лет в этом году, тоже будет выставка в Зеленом фойе театра. Во Владикавказ в 2025 году вместе Музеем Булгакова договаривались привезти совместный выставочный проект о Булгакове в МХТ и о периоде его жизни во Владикавказе.
