Ольга Галахова
Лопахин разбивает землю на дачные участки. Фото с сайта www.sti.ru
Занавес, такой торжественный, тяжелый, пурпурного цвета с позолоченной бахромой, как будто позаимствованный у Малого театра, открывает старик Фирс. Так в Студии театрального искусства (СТИ) начинается спектакль, поставленный режиссером Сергеем Женовачом по пьесе Антона Чехова «Вишневый сад».
Значимость премьеры в одном из лучших театров Москвы заключена не в оригинальности трактовки знаменитого сюжета о продаже имения Раневской, хотя можно было бы смело утверждать и это. Продают не имение – продают театр вместе с труппой. Есть покупатель на театр из своих: Лопахин (Иван Янковский) претендует в труппе на первые роли, на те же самые, впрочем, рассчитывает и Петя Трофимов (Александр Медведев). Два полемиста пекутся не о будущем России, а об актерском распределении. Кто будет стоять в центре мизансцены! Говорят, что антрепренеры, вышедшие из актерской среды в дельцы, оказывались самыми жестокими эксплуататорами своих товарищей. Лопахин Владимира Высоцкого в спектакле Анатолия Эфроса был влюблен в Раневскую Аллы Демидовой, оставившей ненадолго богемный Париж. У Женовача Лопахин влюблен, но только в себя одного.
После продажи имения перед отъездом Раневская просит Ермолая Алексеевича еще немного времени, чтобы навсегда попрощаться с родными стенами. Лопахин разрешает, но в спектакле СТИ в этой сцене он достает часы. Кажется, еще чуть-чуть – и будет брать за аренду посекундно.
Раневская (Ольга Калашникова) здесь премьерша. Сказать, что актриса выполняет пункт контракта – имеется свой гардероб, – не сказать ничего. Багажа из Парижа, который рабочие заносят из зала на сцену, много-много: кофры, шляпные коробки, снова массивные кофры. Пустая сцена мигом заполняется дорожным скарбом, который, впрочем, претерпит сценографические метаморфозы. Ближе к финалу, когда вся труппа осознает, что театра не стало, использует кофры для импровизированного амфитеатра, чтобы в последний раз взглянуть в зрительный зал. Художник спектакля – верный соратник режиссера Александр Боровский.
Хоть Раневская и актриса, но эту Любовь Андреевну ничего не сближает с чеховской Аркадиной из «Чайки». Она эльф, который что-то щебечет, не осознавая, как поступит в следующее мгновение. Не способна удержать ничего и никого. Да, она выговаривает Пете, мол, с бородой бы надо что-то делать, и любовницу бы завести, но без женского ожесточения. Говорит при всех, и Петя не в первый раз это слышит и безразличен к обидной публичности.
Гаева (Алексей Вертков), вероятно, держат на роль благородных отцов. Леонид не рамолик, любящий леденцы: статный, аккуратно одетый, хоть сейчас на подмостки или служащим в банк. Да и в жизни ведет себя согласно своему амплуа: заботится о сестре как умеет. И до конца неясно, то ли и вправду заботится или играет роль в быту. Его страсть к красноречию в спектакле сокращена: текст о глубокоуважаемом шкафе вымаран. Труппа знает все эти старомодные монологи и умоляет замолчать. Амплуа сошло со сцены вместе со словами.
Дуняшу (Варвара Насонова), Епиходова (Глеб Пускепалис), Яшу (Вячеслав Евлантьев) держат в этой труппе на бессловесные роли, и, как водится, каждый хочет потянуть одеяло на себя: субретка Дуняша мечтает о главной роли в мелодраме, простак Епиходов жаждет сценических эффектов. Если ж он купил сапоги, то весь мир должен слышать, как таковые скрипят. Яша всегда при премьерше, а также и там, где задарма разливают шампанское. Эти водевильные персонажи ведут за кулисами свою мелкую жизнь: подсматривают, подглядывают.
Между Варей (Дарья Куреева) и Лопахиным нет никакого «сюжета». Кто-то когда-то пошутил: «Мадам Лопахина», и прилепилось. Такой Лопахин не может думать о Варе как о невесте, похожей на монашенку и заведующей бутафорским цехом одновременно. Да и она в сцене последнего объяснения ничего от него не ждет. Есть досада, что с покупкой имения, читай – театра, разрушается прежняя жизнь. Будет ли новая? Вряд ли… Нет тут ни Мочаловых, ни Каратыгиных, ни Качаловых, ни Ермоловых.
Но даже если бы были, все равно и это неважно, потому что не уберечься труппе от факта продажи. С торгами исчезает прежняя общность – беспечная, безалаберная, смешная, нелепая, беззаботная. Спектакль упакован в формат шутки, в нем много смешного. Чехов ведь писал комедию и уверял, что пьеса очень смешная.
Исподволь поверх слов, через внутренние содержательные паузы – не случайно название «Вишневый садЪ. Нет слов!» – через смешные реплики пробивается чувство сострадания к человеку, которого выбрасывают на улицу, его жизнь растаптывается походя. А кто он – гений или нет, неважно.
Способен ли человек пережить такое унижение, ведь он теряет вообще хоть какую-либо товарную стоимость и не может вслед за Ларисой Огудаловой, героиней Островского, произнести «Я – вещь». Не вещь, а обуза для недвижимости. Речь не о потере востребованности, утрате достоинства – всё это слова, слова, слова. Человек просто умирает, потому что дальше жить не может. В спектакле Сергея Женовача это Фирс. Глубокая, блестящая актерская работа Юрия Горина.
Он долго живет, видел-перевидел хозяев театра, но служил не им, а сцене. Открыть занавес для него, что Фирс и делает в начале спектакля, – акт священнодействия. Он – слуга Мельпомены, всегда одетый с иголочки, живет ради этого торжественного мгновения. Есть в этом Фирсе что-то от персонажа все того же Островского из «Талантов и поклонников» Нарокова, одного из самых трепетных поклонников театра в городе Бряхимово.
Труппа разъезжается, мелом на полу нарисован план Лопахина, разбивающий землю на дачные участки. Фирса, как известно, все забывают и заколачивают в доме. В спектакле СТИ старик делает свой стоический выбор.
Фирс сам опускает занавес своей жизни. Хоть раз в жизни делает это для себя, только на этот раз перед смертью.
