Дарья Курдюкова
Инсталляция «Природа будущего» дала название выставке. Фото автора
Выставка Аси Заславской и куратора Анастасии Митюшиной «Природа будущего» выросла случайно – из стечения обстоятельств. Пытаясь получить мастерскую от Московского союза художников, Ася Заславская обнаружила в ней архив некоего Геннадия Мишенева (1931–2013). Апогеем его карьеры во второй половине 1980-х стала должность главного художника ВДНХ, в 1990-е он пытался приладиться к новым реалиям, возглавив группу по изготовлению макета Кремля в масштабе 1:50 – диковинку планировалось возить на гастроли за границу. С зимы 2023-го художница работала в мастерской «Солодовни» над проектом, основанном на мишеневском архиве.
«Твоего музея не будет. Но кому-то это было бы интересно», – рядом с дневником Мишенева лежат печати: главный художник ВДНХ, Отдел главного художника и т.д. «Нельзя протирать мокрой тряпкой. Пыль сдувать», – это из мишеневской служебной записки по эксплуатации кремлевского макета. Анастасия Митюшина пишет, что сперва художница думала работать с доставшимся архивом «на основе критико-аналитического подхода», но потом решила откликнуться лирически, в терминологии Виктора Мизиано – «прогрессивной ностальгией», «конструктивным обживанием настоящего и прочерчиванием перспективы».
Лирический отклик стал инсталляцией, в нескольких залах переплетающей найденные объекты с объектами сделанными, размышлениями о природе памяти, одной из принципиальных для художницы тем. Отталкиваясь от конкретики архива – чертежи, фотографии памятников, экзерсисы с портретами писателей, газетные вырезки с заметками по поводу пресловутого макета, – «Природа будущего» перерастает в проект об избирательности памяти, на которую мы не можем повлиять, можем только ее по-своему подсветить.
Давшая название выставке инсталляция буквально подсвечивает и эту избирательность, и двойственность, и меру дистанции. Громоздящиеся друг на друга коробки укрыты белой тканью, но освещены изнутри, так что по теням угадываешь натюрморты – ученые с книгами, кистями, рабочей лампой, профилями чьих-то голов. И натюрморты жизненные, с сервизом или с бутылочной компанией. Что в будущее возьмут, что нет, насколько личные вещи отражают личность хозяина, что мы умеем считывать из увиденного? Напротив этих коробок стоят «архивные» слоники, какие в советское время украшали почти всякую советскую квартиру. Мотив укрытого будет продолжен «Макетом»: домысленный, реконструированный силуэт мишеневского Кремля проступает тенью в таком же контейнере под белой тканью.
Условно, как подчеркивает куратор, экспозиция поделена на разделы «Путь», «Система», «Собеседник», «Макет» и «Сад». А может, «сшита» вот этими сквозными мотивами двойственности, дистанции и всего, что делает конкретный архив поводом для более универсальных вопросов. Во всяком случае, всё тут друг с другом перекликается. И при лиричной интонации критический подход направлен теперь на память.
Многое в проекте завязано на амбивалентности восприятия. Мишеневской архитектурной графике и фотографиям, газетным снимкам макета отвечают и «Макет»-силуэт, сделанный художницей, и ее «Фрагменты». Выполненные в иконописной технике, выглядят они модернистски – прихотливая вязь линий на доске, изначально цитирующих контуры с мишеневских чертежей, складывается в другой язык. Выбор материалов принципиален: иконописная техника – это ведь про сакральность образа, модернистского в том числе. А составленная из чьих-то детских рисунков 1960-х годов инсталляция «Оценки» напоминает, что удобная из-за привычности систематизация по пятибалльной шкале одновременно создает обезличивающую иерархию.
Дистанцию можно регулировать, но все равно она останется двойственной. Отдаление как будто способствует объективности, но одновременно – фрагментарности, мифологизации, поиску ушедшего героя в принципе, наконец. Комната «Сад», самая поэтичная на выставке, как раз об этом. Герой только что вышел, оставив старенькую куртку. Вокруг образовалась мозаика фрагментов, тоже написанных в иконописной технике и продолжающих прежние проекты Заславской – «Город N» и «Ковчег». С одной стороны, это «Сад», отсылающий к сюжету о благоразумном разбойнике, но в отсутствие него. С другой – снова «Фрагменты», где в этот раз на крошечных досках «припоминаются» то гора, то лошадь, то городская стена. Между ними развешаны стальные «Корни», то, что питает жизнь буквально и метафорически.
Среда в ожидании персонажа, фрагменты в ожидании среды, фрагментарность памяти, открывающая перспективу для работы. Почти все помнят великих. Немногие – забытых. В «Природе будущего», развившись и будучи по-новому осмысленными, продолжены некоторые прежние проекты художницы, и с «Городом N» (см. «НГ» от 24.05.23), и с мотивом укрытых, забытых/ожидающих владельца/готовых к переезду вещей (см. «НГ» от 17.10.22). На месте Мишенева мог оказаться кто-то другой, речь о выработке подхода. О всматривании в контуры памяти.
