Дарья Курдюкова
Иранское панно XVIII века «Юноша с зайцем». Фото агентства «Москва»
После того как коллекцию Сергея Щукина в 2016-м возили в парижский Fondation Louis Vuitton, а потом братьев Щукиных представили в ГМИИ (см. «НГ» от 19.06.19) и снова вернулись к Сергею Ивановичу в Эрмитаже (2022) – тема осталась неисчерпанной. В конце ноября Пушкинский музей откроет «Неизвестного Щукина» с разнообразным собранием, оставшимся за рамками страсти Сергея Ивановича к новому французскому искусству. А сейчас Музей Востока воссоединил «Восточный музей Петра Щукина» – старшего брата, который большую часть восточной коллекции подарил в 1905-м Историческому музею. Книги отправились в Историческую библиотеку, а после создания в 1918-м Музея восточных культур часть щукинских предметов перешла сюда. Воссоединенные кураторами Софьей Чертихиной и Полиной Коротчиковой 200 персидских, турецких, японских, китайских, индийских предметов – небольшая часть огромной коллекции.
Щукинская коллекционерская эпопея началась на Нижегородской ярмарке. И в части российских древностей он приобрел серебряный кубок, дар императрицы Елизаветы Петровны казачьему атаману. И в части восточных, стартовав Персией: в Нижнем он сперва покупал по поручению отца ковры домой. Ведущая отсчет с XVI века, в конце XIX ярмарка за месяцы работы собирала до 200 тыс. человек – плюс-минус как современные российские выставки-блокбастеры во времена до нынешних. Размещенный в музее план производит впечатление: ярмарка – город в городе. Это потом Щукин обратит взор к «лучшим антикварам Парижа, Стамбула и Стокгольма». Сочетание и последовательность могут звучать смешно, но и в таком порядке без изначальной Европы не было бы ничего.
Даже если все прежние щукинские проекты зритель по какой-то причине обошел стороной, здесь нетрудно догадаться, что бэкграунд и капиталы коллекционера связаны с текстилем. Ткани тут всюду – шелковые и бархатные отрезы, огромный конец иранского пояса как доминанты что мужского, что женского костюма (длина изделия целиком могла достигать 6 м), православные фелони из турецкого атласа и с турецкими же тюльпанами (и комментарий о том, что связь тюльпана – «лале» – с анаграммой слова Аллах вряд ли состоятельна), японская шелковая накидка буддийского монаха, завеса михраба, венецианский, а может, все-таки турецкий парчовый бархат, демонстрирующий переплетение культур на торговой и дипломатической почве… Отправленный отцом вникать в тонкости текстильного производства, Петр поначалу был волонтером в берлинском торговом доме, а вместе с тем слушал лекции по физике Гельмгольца и восхищался первым директором Музея художественных ремесел и прикладного искусства Юлиусом Лессингом. Волонтерство продолжилось в торговом доме в Лионе, потом он пошел на курсы изучать производство шелка и, как обыкновенный ткач, учился делать бархат. В 1876-м Щукина наконец пригласили работать за деньги, но через два года отец вызвал его домой, сделав компаньоном предприятия «И.В. Щукин с сыновьями».
Как текстильный магнат Петр Щукин покупал с азартом и размахом, при этом в нем жила страсть вникать и систематизировать. Отсюда собирание книг, отсюда же каталогизированные и описанные им собственные коллекции, по поводу которых он успел издать 45 томов. В 1890-х началась история со строительством здания Музея «Российские древности» на Малой Грузинской. Одного дома не хватило, рядом возвели второй, а в начале 1900-х еще корпус-склад. Здесь пишут, что в том числе и щукинские древности штудировал Серов, работая над занавесом к «Шехерезаде» для Русских сезонов. Тогда же, в 1910-м, собрание Щукина повезут в Мюнхен на выставку мусульманского искусства: 250 музеев и коллекционеров, 3,5 тыс. экспонатов.
Нынешняя выставка привлекательна не только экзотическим изобилием, но главное, ценна цельностью текста с контекстом. Раскладывая, развешивая и расставляя персидские лаковые расписные футляры, иранское живописное панно с дивным юношей со смешным зайцем (интервью Полины Коротчиковой об искусстве Ирана в связи с выставкой «Роскошь заката: Иран эпохи Каджаров» см. в «НГ» от 07.06.21), сосуды и кинжалы, квартирующие в целом зале могольские миниатюры из рукописи «Бабур-наме» конца XVI века (подаренные Алексеем Морозовым, который купил их, конечно же, на Нижегородской ярмарке), иллюминированную персидскую рукопись конца XV века, которую Щукин приобрел в Париже у антиквара, а тот – на аукционе, где пускали с молотка вещи бывшего посланника в Тегеране графа Гобино, – кураторы в нарративную часть вплетают несколько линий. Рассказ о Щукине и его собрании оттенен репликами самого коллекционера и записками современников, и самое важное, сейчас вещный мир живет в контексте истории искусства, с рассказом о специфике изготовления, периодах и центрах расцвета.
И раз в XVIII веке европейское влияние стимулировало иранских художников перейти с темперы на масло (со всеми его новыми возможностями), а еще через 100 лет они начали ездить в Европу учиться, – уже не выглядят непонятно ни тот юноша с портрета, восточный по облику и европейский по антуражу, ни лаковые футляры, на которых вдруг появляются похожие на Мадонну с младенцем персонажи. А вот что полонез, который не танец, а ковер, – родом из Польши, так это заблуждение XIX века. Просто декор не ассоциировался с Востоком. Но вещь иранская, другое дело, что сегодня такие хранятся «в основном в европейских собраниях».
