Дарья Курдюкова
Украшения – на женской половине выставки. Фото с сайта www.kreml.ru
Выставка, привезенная в Музеи Московского Кремля из Национального музея Султаната Оман, – первый за долгое время международный проект. Предыдущим должна была быть «Дуэль. От Божьего суда до благородного преступления». Смонтированную перед 24 февраля 2022 года, ее по известным причинам пересобрали, вернув экспонаты европейским музеям (см. «НГ» от 16.05.22). Понятно, что нынешний оманский показ обусловлен политикой, в 2025-м Музеи Кремля отвезут в Оман выставку «Россия и Восток. Международные связи и культурные влияния», а теперь на выставке водружены государственные флаги. Но проект дает возможность ознакомиться с наследием традиционной культуры, хотя основная часть экспонатов и относится к XX веку. В самих Музеях Кремля следующая выставка запланирована об эпохе дворцовых переворотов.
Камерный зал Патриаршего дворца условно делится на мужскую и женскую половины. Нетрудно догадаться, что в первом случае преобладает оружие – от археологических кинжалов до знаменитого и все-таки таинственного происхождением изогнутой формы кинжала ханжар, который включен в национальную эмблему. В женской части за гегемонов – украшения, от младенческих оберегов до колец (своей формы для каждого пальца) и ножных браслетов. Обработка чтимого на Аравийском полуострове серебра была делом преимущественно мужским, только на юге есть небольшие художественные центры, где работают женщины, правда, речь идет о ювелирных украшениях и костюмах.
Состав теперешней экспозиции сформирован Национальным музеем Омана, концепцию и каталожную статью подготовил его превосходительство генсекретарь музея Жамал бин Хассан аль-Мусави, к слову, прекрасно владеющий русским языком. Все это согласовали с ездившей туда гендиректором Музеев Московского Кремля Еленой Гагариной. Кураторами со стороны Музеев Кремля выступили Сергей Орленко и Мария Вилкова.
Таинственность кинжала ханжар обусловлена не только необычной изогнутой формой, но и тем, что происхождение такой формы, как в каталоге пишет Жамал бин Хассан аль-Мусави, до сих пор неясно, хотя письменные и изобразительные источники фиксируют ее с XV–XVI веков. Объясняя специфику ханжара, завсектором оружия и конского убранства Музеев Кремля Сергей Орленко говорит, что «на самом деле зрителей немного обманывает форма ножен, загнутая сильнее, нежели сам клинок. (Хотя бывает холодное оружие и с очень изогнутыми клинками, но тогда на ножнах с внутренней стороны делают прорезь.) Затачивались и внешняя, и внутренняя стороны кинжала, и при развитии определенных навыков им можно было наносить и секущий, и режущий, и колющий удар. Ханжар носили под правой рукой, а загнут он к левой. Это значит, что в отличие от большинства европейского оружия он достается из ножен обратным хватом». А специфику небольших, всего около 25 см в диаметре, щитов ат-турс, с их легкостью и прочностью (прежде их изготавливали из шкуры носорога или гиппопотама) Орленко объясняет «принципом активной обороны при очень маневренном бое с быстрыми перемещениями», в качестве непрямой европейской параллели приводя небольшие щиты баклеры.
О связанных с женскими украшениями традициях, по словам Марии Вилковой, многое можно узнать из автобиографии оманской принцессы из Занзибара Сайиды Сальмы бинт Са’ид аль-Буса’иди (1844–1924). На выставку привезли несколько ее украшений, но главным образом она известна «Воспоминаниями арабской принцессы из Занзибара» на немецком языке – первой подробной арабской женской автобиографией. «На 7-й день девочкам прокалывали ухо, вставляя красную нить, которую в два месяца меняли на золотые кольца (в более взрослом возрасте, как видно на фотографии, принцесса стоит вся покрытая серебряными украшениями). На 40-й день ребенку надевали на руки и на ноги браслеты и брили голову – после этого на него можно было смотреть», – рассказывает Вилкова. Украшения были очень разнообразны: «Есть подвески хирз, это ковчеги для бумаги с сурами из Корана, есть тасвиры – антропоморфные маленькие подвески, означавшие плененных женских духов и служившие детскими оберегами, и они свидетельствуют о какой-то древней, доисламской традиции. Девочки носили очень много украшений уже с младенчества: и налобный медальон, и бусы с листовым золотом, и ножные браслеты с золотыми бубенчиками. Но и взрослые браслеты на ноги наполнены чем-то звенящим: когда женщина шла по дворцу, раздавался звук, и слуги должны были отвернуться, чтобы ее не видеть. Принцесса пишет, что во дворце женщины ложились спать полностью одетыми и с украшениями: если что-то случалось, имущество уносилось на себе».
Но больше всего вопросов вызвала деревянная женская обувь: только подошва и деревянная же перемычка между пальцами – никаких ремешков. Каталог на эту тему пояснений не дает, Вилкова говорит: «Хранители считают, что, видимо, такую обувь носили внутри помещения. Судя по воспроизведенной у нас на выставке фотографии принцессы, она стоит на каменном полу».
Аналогичные деревянные сандалии, но еще декорированные серебром, включая ряд бубенцов, мне случайно попались на сайте берлинского Этнологического музея. Те происходят из Кении, и, согласно описанию, в них тоже «единственная опора для ступни – золотой выступ между пальцами».
