Наталия Звенигородская
В балет «Девушка и Смерть» хореограф вводит фигуру самого писателя. Фото Сергея Тютелова/пресс-служба театра
Не сказать чтобы балетный театр игнорировал творчество Горького, но если и вспоминал, то, как правило, о Горьком-романтике. Так, балет «Буревестник» в 1934 году для Студии имени Айседоры Дункан в Москве поставил Лев Лукин, четыре года спустя хореографическая легенда «Красавица Радда» по мотивам рассказа «Макар Чудра» шла на сцене «Острова танца» в столичном ЦПКиО, а в 1948 театр «Эстония» в Таллине представил балет «Итальянское каприччио» по мотивам «Сказок об Италии». На родине писателя нынешнее обращение к его произведениям тоже не первое: в 1960-х здесь существовал балет «Лесная фея» по мотивам сказки «О маленькой фее и молодом чабане», а без малого 10 лет назад появилась «История любви», балет по двум сказкам Горького – «О маленькой фее…» и «Нунча» («Нунча», к слову, шла до этого в Чувашском театре оперы и балета). Все это поэмы, рассказы, сказки. Но решиться танцевать «На дне»…
Хореограф-постановщик Павел Глухов танцами не ограничился. Действие начинается уже в тот момент, когда с первым звонком публику впускают в зал. Расхаживая меж рядами, персонажи пьесы перебрасываются цитатами, грубо и агрессивно, что, очевидно, призвано определенным образом настроить зрителя. Горький Глухову в помощь, потому что без словесных «визитных карточек» не понять, кто есть кто. Хотя и с ними разобраться непросто. Узнаваемый набор контемпорари-лексики. Из декораций – только лежащие на сцене и спускающиеся на канатах с колосников угрюмые бутафорские валуны (наверное, сценограф и художник по костюмам Анастасия Нефёдова вдохновлялась самой первой авторской ремаркой – о подвале ночлежки, напоминающем пещеру). Похожие до степени смешения костюмы в черно-серую рябушку – а здесь впечатление такое, будто постановщики руководствовались самой последней строкой в горьковском перечне действующих лиц: «Несколько босяков без имен и речей». Тут же вспоминаешь знаменитый афоризм Луки: «Ни одна блоха – не плоха, все – черненькие, все – прыгают».
Луки, впрочем, как и некоторых других ключевых героев, в спектакле нет. Тема сострадания тем самым, казалось бы, выведена постановщиками за рамки обсуждения. Хотя и не совсем. В пьесе Лука жалеет и старается успокоить умирающую Анну. В балете в какой-то момент его функции принимает на себя Актер. Во всяком случае на эту мысль наталкивает их с Анной дуэт. Актер, пожалуй, единственная различимая индивидуальность в спектакле. Причем в обоих составах. Сюго Каваками и Тигран Манукян – абсолютно разные фактуры, определенно разные судьбы, но каждый по-своему трагичен и пластически самобытен. Зрителя такой Актер убеждает, заставляет сопереживать. И потому особенно драматичным выходит финал – падение героя в бездну, в небытие на фоне внезапно открывшейся взору потрясающей по красоте перспективы на противоположный высокий берег Оки.
Этот поистине вау-эффект – особая фишка «Пакгаузов». При необходимости задник сцены может стать полностью прозрачным, и зритель увидит на том берегу Кремль, огни набережной и всю необыкновенную красоту на месте встречи Оки и Волги. Или же то, что задумают для конкретного спектакля его создатели.
В балете «Девушка и Смерть» хореограф Кирилл Радев и художник Анастасия Нефёдова возвели на улице за стеклом громадный утес, на который, по Горькому, села в ожидании Смерть.
Эту одноактную историю рассказывает сам Горький (Рассказчик). Еще молодой, романтик с копной длинных волос, еще не забронзовевший отец соцреализма, оправдывавший то, что оправдать немыслимо. Он появляется и среди персонажей «На дне», но там практически незаметен. Здесь же Рассказчик почти не покидает сцену. Открывает действо пластическим соло и фразой из поэмы, выводит на подмостки героинь – Девушку и Смерть. Организует мизансцену, а в нужный момент отходит на второй план, усаживаясь на один из валунов точно так, как воплощен в монументе недалеко, на Набережной Федоровского.
Хореографическую дуэль двух героинь поддерживает вполне очевидная, но удачно скрепляющая действие символика цвета. Непростой диалог Девушка начинает в красном, Смерть – в черном. У первой под красным оказывается белое: вот они – любовь и чистота. У второй – под черным красное. Завидует она искренно и наивно любящим.
Полюбить бы Сатану ей, что ли,
Подышать бы вволю адским зноем,
Зарыдать бы от любовной боли
Вместе с огнекудрым Сатаною!
Красный, черный и белый переходят от одной детали к другой. Алеет ремень даже на целиком черном костюме Рассказчика, который в одной из сцен является в роли любимого Девушки. В общем, любовь побеждает смерть. Недаром скоро уж век, как стал мемом сакраментальный отзыв Отца народов: «Эта штука сильнее, чем «Фауст» Гете». Это о них, о «Девушке и Смерти».
Но несолидно как-то в наше время говорить о любви и смерти так серьезно и пафосно. Дабы снизить патетику извечных роковых противопоставлений, появляется в спектакле так называемое Окружение. Четверо фикшен-персонажей, по сути шутов, иронично отыгрывают острые ситуации. В конце концов, веселясь, надувают ярко-алые воздушные шарики. Все это, мол, проблемы дутые. И вообще сказки. У Рассказчика, кстати, в этот момент в руках тоже оказывается большой воздушный шар. Правда, черный… Он играет им, что твой Чарли Чаплин надувным глобусом в «Великом диктаторе». Между тем к финалу в руках у него уже хлопушка, и сцену, персонажей и зрительские переживания засыпает блестящая мишура.
А над всем этим на фоне крутого берега Оки по-прежнему возвышается на утесе Смерть. У подножия ее скалы реалити-шоу. Гуляющие на Стрелке люди с любопытством разглядывают установку. Вокруг скачут дети. Недоумевают, кто это там, на вершине. И уж точно не подозревают, что не по собственной воле становятся персонажами шоу за стеклом.
Нижний Новгород – Москва
