В Калининграде проходит проект "Выставка одной картины"

На сцене идет диалог живописи и музыки. Фото Александра Мелехова предоставлено пресс-службой проекта

Лауреат конкурса Чайковского Джордж Харлионо выступил в дуэте с картиной «Полдень. В окрестностях Москвы». Пианист «саккомпанировал» полотну Ивана Шишкина сольным концертом в Кафедральном соборе Калининграда.

Проект «Выставка одной картины», вызывающий с первого взгляда снисходительное пожимание плечами как порождение культмассово-просветительской мысли, на деле поразил воображение своими далеко идущими выразительными возможностями. Союз музыки и живописи насчитывает столетия, но с каждым новым веком все больше на бумаге, в научно-исследовательских статьях, книгах и альбомах – или теперь на просторах цифровой вселенной, где красиво и умно расписаны взаимовлияния одного вида искусства на другое. Картины хранятся в музеях, музыка звучит в концертных залах. Казалось бы, ничего не стоит взять их однажды и соединить. Но нетрудно представить, как трепетно и ревниво относятся к любым «гастролям» картин профильные работники, отвечающие за сохранность шедевров. Пример Калининграда показал, однако, с какой успешной легкостью одна картина может выходить из привычного музейного пространства, занимая место на сцене, приходя в движение, начиная излучать смыслы, вибрируя, оказываясь в прямом взаимодействии с музыкой. «Выставка одной картины» (идея, придуманная однажды одним из руководителей Кафедрального собора Верой Таривердиевой) проходит в шестой раз. В предыдущие годы из Государственной Третьяковской галереи в Калининград привозили такие картины, как «Импровизация 7» Кандинского, «Портрет дочерей Ф.И. Шаляпина» Коровина, «Московский дворик» Поленова, «Портрет сестер-княжон А.Г и В.Г. Гагариных» Боровиковского, «Портрет М.П. Мусоргского» Репина. Картина Шишкина прибыла сюда с главным хранителем Третьяковской галереи Татьяной Городковой.

Перед концертом прошла лекция сотрудницы Третьяковской галереи Светланы Усачевой, рассказавшей биографию художника и в деталях разобравшей особенности композиции, настроив оптику публики на музыкальный лад. Одной из неожиданных кульминаций лекции стал показ будничной фотографии с запечатленным тем же ракурсом в Братцеве, что и на картине, но уже с высотками другого века, заполонившими весь свободный горизонт. Опять же, казалось бы, что может скрывать в себе обычный, родной и привычный шишкинский пейзаж, на котором все с первого взгляда так просто, как божий день? Но именно этот самый солнечный божий день и подарил слушателям XXI века возможность прочувствовать незримое в музыке, установить парадоксальные смысловые и эмоциональные связи цветовой гаммы и сюжета картины не только с сочинениями русских композиторов Балакирева и Глинки, но и с опусами Рамо и Бетховена. На самом же деле публике была незаметно предложена ситуация интеллектуальной игры в ассоциации.

На картине примерно две ее трети или даже три четверти занимает изображение пронзительно-голубого неба и пышных, величественных, феноменально выписанных, абсолютно живых, дышащих облаков. В ее же нижнем земном «ярусе» – колосящееся поле, тропинка, кучка путников, где-то вдалеке еще заметная церквушка. «Как тесно на земле, как просторно и свободно на небе», – думалось при беглом взгляде на полотно. И когда пианист Джордж Харлионо на вопрос журналиста, что же видится ему в картине русского художника, ответил, что она напоминает ему пейзажи родной Англии, подумалось о том, что и язык живописи универсален не менее, чем язык музыки.

Самое же главное и захватывающее действо началось с первых тактов звучания рояля – действо, происходившее в воображении сотни зрителей-слушателей, у которых в эти мгновения пришли в движение механизмы синестезии, задействовав оба полушария мозга, отвечающие за рациональное и чувственное. Джордж открыл программу с непрямой ассоциации – Семнадцатой сонатой Бетховена, имеющей программный подзаголовок «Буря», в которой самым известным, много где звучавшим считается полетный ре-минорный финал, похожий на отчаянную мелодию птицы, вырвавшейся из клетки. Почему в связи с Шишкиным возник Бетховен? А потому, что Иван Иванович целых четыре года учился в Германии и Швейцарии и уж точно не мог обойтись без знакомства с музыкой автора Пятой симфонии с темой судьбы. Темпераментный драматичный ре минор финала блестяще отыграл то, что как бы за фасадом этих могучих, освещенных солнцем божьих облаков – бурю подлинной, далеко не безоблачной жизни.

«Жаворонок» Глинки в виртуозной транскрипции Балакирева был уже куда ближе теме меланхоличного русского пейзажа. Пианист начал играть уже в свои ассоциации, соединив минорного Бетховена и минорного же Глинку, зацепившись за схожие мотивы медленных вступлений к сонате и к «Жаворонку», за пронзительный щебет форшлагов в верхнем регистре в финале Семнадцатой сонаты и птичьих трелей Глинки. Балакирев как аранжировщик вызвал к жизни Балакирева-автора на музыкантском сленге «пальцеломной» (крайне виртуозной) фантазии «Исламей», которую Харлионо исполнил с какой-то фантастической легкостью, на одном дыхании.

Больше всего гадать на тему ассоциаций с картиной заставили клавесинные миниатюры Рамо, однако, кажется, все лежало на поверхности, ведь французский композитор в своих «Нежных вздохах», «Ветряных мельницах» или «Дикарях» вдохновлялся идиллией пасторали, которая многократно являлась в пейзажах Шишкина. Джордж Харлионо показал, как ловко и стилистически точно, в то же время без капли догмы аутентизма, способен придавать роялю характер воздушно вздыхающего клавесина. В его игре слышалась та же открытость молодого пианиста миру, его позитивное приятие, какими был напоен и шишкинский «Полдень», соединявший сквозь время темпераменты художника XIX и музыканта XXI века.

Драматической кульминацией стала «Думка» Чайковского, в которой облака на картине сменились с белых на темные грозовые. Парижской премьерой «Петрушки», объединившей в свое время культурные поиски России и Европы, повеяло от сюиты Стравинского, в которой пианист проявил яркую театральность слышания музыки. В своей виртуозности Джордж Харлионо не мог не напомнить об искусстве пианистов Юйцзи Ван и Лан Лана, собирающих залы-тысячники, и возникало недоумение: отчего же его, лауреата конкурса Чайковского, совсем нет в петербургской афише? В отличие от картины Шишкина, которая простоит на сцене Кафедрального собора Калининграда на протяжении месяца, пианист Джордж Харлионо блеснул всего раз – на открытии выставки. На закрытии, после которого картина вернется на свое место в Третьяковке, там же в его роли выступит хор Festino и органист Мансур Юсупов. 

Калининград–Санкт-Петербург