Дарья Курдюкова
«Генеральная репетиция» перед рождением фотографии.
Фото агентства «Москва»
Пушкинский музей представил в Галерее искусства стран Европы и Америки XIX–XX веков «фотографию» до фотографии. На выставке «Живой портрет… Волос в волос. Механическое рисование» куратор Ольга Аверьянова (сокуратор – Марина Давыдова) прочерчивает путь от силуэтных портретов к дагерротипам, в центр внимания поставив физионотрасы. И машины, механически создававшие портреты и не зависящие от мастерства художника, и получившиеся картинки называли «живыми портретами» и хвалили за то, как те фиксируют образ «волос в волос». Получилось 165 произведений из собраний Пушкинского и других музеев и частных коллекции. Большую часть работ прежде не экспонировали, а в ходе исследований многим из них вернули авторство и имена моделей.
На рисунке Алексея Егорова младая дева нежно, но надежно держит юношу за голову, чтобы обвести возлюбленный профиль на стене. Сентиментальная сценка выбрана зачином выставки. При специфичности темы нынешний проект удачно сочетает экскурс в историю культуры и техники с долей шутки. Собственно, рисованный профиль на стене адресует к древности Плиния Старшего, который описал коринфянку, изобразившую таким образом любимого.
Классицизм, от живописи до фарфора Веджвуда, искал ясности – физионотрас стал обнадеживающим ответом на этот запрос. Свою роль сыграла и популярная в то время теория физиогномики: в книге «Физиогномические фрагменты для поощрения человеческих знаний и любви» Иоганн Лафатер настаивал, что механический рисунок превосходит художественный. Как пишет Ольга Аверьянова, в культуре того времени «зрящая машина» позволила отказаться от «художественной манеры» в пользу объективности, определяемой как точное воспроизведение природы».
Веками люди ломали голову над тем, как зафиксировать, то есть присвоить, образы. Камера-люцида, камера-обскура, рисованные или вырезаемые силуэты, которыми увлекался и Гете, – некоторые остановки длинного пути. В 1780-м профессор-физик Жак Шарль смог получить отпечаток изображения на пропитанной хлоридом серебра бумаге, что было воспринято чуть ли не как чудо, пока изображение, которое еще не умели закреплять, не исчезло.
Физионотрас, благодаря которому получались механические родственники рисованных силуэтов, появился во Франции в 1784-м стараниями виолончелиста королевского оркестра Жиль-Луи Кретьена и через два года был представлен на суд Французской академии наук. Эпоха этого изобретения не была долгой, и после того как на рубеже 1830–1840-х Дагер и Тальбот запатентовали дагеротипию и калотипию, интерес к физионотрасам иссяк. Но в свой короткий век ателье физионотрасов были очень востребованы – на карте с центром Парижа их восемь, а об их статусе свидетельствует то, что на Салонах их экспонировали сотнями. Аппараты встречаются в ГМИИ дважды, в виде модели-реконструкции и в виде интерактивной шутки-забавы. В физионотрасах оператор очерчивал абрис модели через визир, затем пантограф уменьшал изображение, оно переносилось на металлическую пластину, дорабатывалось до искомой степени подробности – и печаталось офортом или акватинтой. Машина была довольно громоздкой, зато впервые позволила тиражировать портреты, пусть и небольшим тиражом. Французская революция по-своему способствовала распространению физионотрасов даже за океан. Бежавший в 1793 году из Франции Сен-Мемен открыл в Штатах свою мастерскую.
«Театр теней», «Французский бомонд», «Русский бал», «Наполеоновские войны», «Светопись» – «генеральная репетиция» перед рождением фотографии разыграна не только силуэтами и физионотрасами, но портретной миниатюрой и изображениями в технике эгломизе. На историческом перекрестке собрались все – мастера первого ряда, как Сидо и Антинг, а с ними и всех прочих рядов трудились, представляя век нынешний и век минувший: Екатерину II, графов Орловых, Потемкина-Таврического, Людовика XV, Людовика XVI и Марию-Антуанетту, Гете, композитора Франсуа-Жозефа Госсека, Робеспьера, революционерку мадам Ролан, мадам де Сталь, Николая Греча и вместе с ними безвестных игроков на бильярде. На «глухих» или детализированных силуэтах, в фарфоре, в медальонах и на кубках, и так вплоть до дагерротипа с Анной Керн.
Профильные изображения настолько вошли в плоть и кровь культуры, что даже технически более свободная акварель порой загоняла себя в эти рамки. В 1780-х Иоганн Лошенколь, делая посвящение европейскому вояжу цесаревича Павла и Марии Федоровны и новогоднему рауту 1782-го в Вене, выполнил его в акварельном цвете и по силуэтной моде. Все до единого нарядно-красочные гости увидены в профиль.
Со временем, когда техническое развитие фотографии сдвинет на обочину конкурентов по стремлению к точности, силуэтное искусство обретет романтический и ностальгический флер, как, например, будет у оставшейся за хронологическими рамками проекта Елизаветы Кругликовой. Силуэт уйдет в тень, что так близко его природе.
