Елизавета Авдошина
И в школьном классе по разные стороны баррикад... Фото Геворга Арутюняна/Театр имени Пушкина
Когда раньше театр обращался к советской, особенно военной литературе – это было сохранением памяти, восхищением духом эпохи, но в рамках исторической дистанции все внешние перипетии 30–40-х были не более чем театральными декорациями и остросюжетными поворотами для драмы человеческих судеб, разыгрываемых на сцене. Кто бы мог подумать, что актуальность контекста так быстро станет остро резонирующей. Более чем полувековая дистанция стремительно схлопнулась.
Театр мощно актуализирует литературу уже самим фактом возвращения произведения на сцену, но все же добивается максимального резонанса постановочными средствами. В московском Театре им. Пушкина повесть Бориса Васильева «Завтра была война» инсценирована с гротесковыми красками в игре актеров и почти условным пространством сценографии, но в реалистическом ключе (вплоть до воспроизведения старинной манеры речи). Сценарий известной экранизации Юрия Кары, который на пленке укладывался в лаконичную ленту и включал именно те фрагменты повести, которые были посвящены теме сталинских репрессий, на сцене развернут подчас излишне подробно и громоздко – на три с половиной часа. Новая инсценировка, по сути, не придумана, а фильм все-таки был абсолютным детищем своего времени – перестроечной рефлексии, страстным обнародованием утаенных фактов. В спектакле это дает внятную, крепкую опору на сценарный стержень, но само по себе смотрится уже ретроградно.
Впрочем, режиссер Владимир Киммельман сознательно делает упор на патетические приемы «старого театра», складывающиеся в ораториальную канву жанра. Тут и ретроромантика, выраженная в эмоционально задевающем хоровом пении народных гимнов Гражданской войны, и красная звезда во всю сцену, и солирующий «голос» фронтового аккордеона, и, наконец, беспримесный финальный аккорд спектакля, когда оркестр вчерашних школьников, вступающих в будущее, надевает противогазы, – ведь завтра была война.
Опора проникновенного реализма – в точно найденных характерах. В ролях учеников школьного класса в 1940 году, которые, пройдя через испытания, вступают с лучшими надеждами в 1941-й – для многих последний, – заняты студенты третьего курса Школы-студии МХАТ (мастерская Евгения Писарева). А солисты «хора» – более опытные актеры труппы, в том числе реальные педагоги курса: Евгения Дмитриева, Андрей Кузичев, Анастасия Лебедева, Владимир Майзингер, Елизавета Кононова и Екатерина Рогачкова. И это отличная композиция большой формы, где массовые сцены выверены и действуют так же прицельно, как монологические. Но нервом постановки становится именно зазор двух эпох: поразительно хлестко сегодня звучат вернувшиеся в ином обличье социалистические максимы, которые Васильев уже в свою эпоху художественно анализировал и поверял человеческой драмой.
Сегодня повесть «Завтра была война» смотрится как драма идей. Арест отца одноклассницы влечет за собой ее самоубийство на фоне травли как дочери врага народа – и у каждого из действующих лиц есть своя позиция на этот счет. Клубок моральных проблем, с которым сталкиваются герои, в силу возраста вынужденные быть ведомыми «умудренными» взрослыми, выталкивает на поверхность вновь обретающие плоть и кровь конфликты. Грубо сколоченная пропаганда, которая буквально проникает во все поры, сегодня вызывает смех только советской терминологией про «буржуазные ценности» и «английский империализм» (а иногда отнюдь не устаревшей даже по языку, как, например, дело обстоит с «гнилым либерализмом»). Или саркастическим авторским сопоставлением высоких идей и деталей приземленного быта. А на деле механизм действия пропаганды вызывает ужас узнавания: «нет личности, есть только гражданин, который обязан верить»; «надо учить самой истине, а не способам ее доказательств». Да и деление на условно «белых» и «красных», перманентный поиск «врагов» и вечного состояния войны и в мирной жизни по своей сути вполне отражает сегодняшние умонастроения.
Более современный подход к советской литературе предложил еще в прошлом сезоне Волковский театр в Ярославле (нынешней весной постановку показали на гастролях в Москве). Театр провел любопытное репертуарное изыскание: Константин Симонов в 1944 году написал пьесу под названием «Так и будет», премьера спектакля по этой пьесе в Волковском театре состоялась сразу – 7 ноября 1944 года. События в ней происходят за полгода до окончания войны в одной московской квартире. В столицу с фронта (причем с Украинского фронта – так написано у Симонова) приезжает военный инженер. Его семья погибла еще в начале войны. В своей квартире он застает новых жильцов – академика и его дочь, их дом был разрушен во время бомбежки.
Режиссер Владимир Данай, сокращая текст, «высушивает» его от устаревшего благодушия и и многословия (в частности, «хеппи-энда») , заостряя колющий вектор динамической фабулы. Мелодраматизм пьесы основывается на двойном любовном треугольнике.
Герои, одетые по эпохе, помещены в почти метафизическое пространство, похожее на болезненное сознание контуженого (в первую очередь, душевно) человека. Этот контраст составляет сценическую метонимию: мы смотрим на людей 1940-х годов, словно застрявших в вечности. На сцене – выделенный светодиодными панелями абрис белоснежной комнаты с искаженной перспективой. Такой, что стены будто сдавливают людей, и пространство выглядит мертвым, неживым (потрясающая работа художника по свету Дмитрия Зименко). Безэмоциональное актерское существование построено на остранении, все погранично: люди привычным образом (по-чеховски) пьют чай, но вокруг – разруха, а будущее черно, пробивающиеся ростки новой любви совсем не обещают новой жизни.
Из пьесы убран весь советский пафос, тогда это была патетика ожидания победы, сегодня – это открытый финал, где танец главной героини означает ее вечное одиночество, потому что названный жених снова уходит на войну.
