Галина Коваленко
Философские споры Рагина и Громова задевают не только интеллектуально, но и эмоционально. Фото с сайта www.mdt-dodin.ru
Лев Додин поставил спектакль «Палата № 6». Режиссер слышит Чехова во всем его объеме: создавая из повести пьесу, он использовал новый язык драмы, возвратив зрителя к почти исчезнувшему понятию вечных идей.
Соавтор режиссера – сценограф Александр Боровский – воздвиг на протяжении всей сцены решетку, вызывающую ассоциации с оградой городского сада где-нибудь в провинции. За решеткой видны стены палаты № 6: бледно-коричневая в глубине и отвратительного поросячьего цвета по сторонам. На полу стоят ванны такого же поросячьего цвета, заменившие «кровати, привинченные к полу», как сказано у Чехова. Ванны служат пациентам убежищем, в котором они прячутся от внешнего мира, олицетворяемого сторожем Никитой, тот «любит порядок» и уверен, что для его сохранения надо бить, – это убедительно передает Павел Грязнов. Метафора убийственная.
Время от времени слышна шарманка. Исторгаемый ею незатейливый мотив иногда звучит не без приятности, иногда назойливо, действуя на нервы, иногда угрожающе (музыка Мордехая Гебертика).
Пациентов пятеро. Бывший почтовый сортировщик, в программке именуемый Мещанин (Владимир Захарьев), помешавшийся на высоких наградах. Тонкое нервное лицо интеллигентного человека, страдающего от унижения своего положения и спасающегося выдумкой об орденах. Этот пациент, из робости обращающий свои краткие монологи к самому себе, – воплощение одинокой экзистенциальной личности в чуждом для него мире. Чахоточный больной в спектакле оказывается немым, что вносит дополнительную краску в бытие этой палаты. Молодой актер (Никита Тимербаев) освоил жестовый язык, создав выразительный образ: его умные глаза видят все, лицо освещено мыслью.
Среди пациентов выделяется армейской выправкой Офицер (Сергей Козырев). Он, как сказано у Чехова, из благородных. Потому и держится особняком, подчеркивая свою сословную принадлежность. Переосмысление получил дурачок Моисейка: в повести по утрам он болтается по городу, ночью встает, чтобы помолиться. В спектакле Моисейка (Михаил Самочко) обретает силу пророка. Он молится на идише, который звучит в его в устах как древнееврейская речь. О чем он молится, кого просит, кому грозит, можно только догадываться. Ясно одно, кара достигнет мучителей.
Голосовая палитра спектакля строится на контрастах. В общую интонационную гамму вливается ласково журчащий голос Дарьюшки (Татьяна Рассказова), по-бабьи жалеющей всех и не делающей различий между доктором Громовым и пациентами. Актриса в маленькой роли воплотила безмерную доброту простой русской женщины, добавив еще одну краску в миропорядок, характеризующий спектакль.
Доктора (Олег Рязанцев, Станислав Никольский, Никита Сидоров) явлены как единое нерасторжимое целое, олицетворяющее равнодушие и зло. Атмосфера палаты № 6 – фон, на котором ведутся споры: доктора Рагина (Сергей Курышев), нарушившего клятву Гиппократа, в какой-то момент ощутив тщетность своих усилий, и его оппонента Громова (Игорь Черневич), бывшего судебного пристава и губернского секретаря; он страдает манией преследования. Рагин и Громов – непримиримые антагонисты. Рагин пассивен, ни во что не верит. Громов с его шумными, беспорядочными, оправдывающими его фамилию речами о насилии, подлости, решетках все же верит в будущую прекрасную жизнь.
Эти философские споры задевают не только интеллектуально, но и эмоционально. Как бы ни расходились их взгляды, они спорят о вечных идеях, о человеческом бытии, что давно не звучало в театре. Сергей Курышев и Игорь Черневич демонстрируют темперамент мысли, рождая у нас чувство сопричастности. Их дуэтные сцены проводятся на таком высоком градусе, что кажется, будто что-то взорвется. Это трагические герои во всей своей полноте, в единстве физического и духовного начала. Тихий финал – Громов закрывает глаза умершему Рагину – ошеломляет контрастом. В зале воцаряется тишина, которую могут выразить только музыка или вдруг всплывшие в памяти стихи Блока: «...чтобы от истины ходячей всем стало больно и светло!»
Санкт-Петербург
