Александр Матусевич
В гала-концерте были представлены фрагменты самых известных опер Римского-Корсакова.
Фото предоставлено пресс-службой Московской филармонии
Классик, конечно, не забыт: его многочисленные опусы исполняются постоянно, они – основа оперного и концертного репертуара в России. По случаю юбилея два главных театра страны проводят целый фестиваль – волею их теперь общего руководителя Валерия Гергиева, у которого Римский-Корсаков всегда был в приоритете. Свою лепту в чествование юбиляра решила внести и Московская филармония, устроив грандиозный гала-концерт из оперных фрагментов восьми сочинений мастера. Неформально концерт стал и поздравлением еще одного юбиляра – Алексея Парина, одного из самых решительных пропагандистов оперы в России, который недавно отметил 80-летие. Алексей Васильевич вел концерт.
Мариинка показала в Большом три своих спектакля по операм композитора («Псковитянку», «Ночь перед Рождеством» и «Сказание о невидимом граде Китеже»), а Большой свозил в Петербург «Царскую невесту»; кроме того, текущие афишные спектакли обоих театров объединены в фестивальные показы. У Мариинки таковых гораздо больше – из 15 опер Римского-Корсакова в ее репертуаре сегодня 12; у Большого только три, причем «Садко», памятного трагическим происшествием на одном из показов (когда погиб актер миманса из-за проблем с эксплуатацией декораций), вернули в активный прокат только благодаря юбилейному фестивалю, а до того он долго пребывал в репертуаре лишь формально, его не показывали с момента трагедии. Кроме того, Мариинка дает «Царскую» на родине композитора – в Тихвине.
Новых же попыток интерпретировать оперы гения пока до обидного мало: только МАМТ начал нынешний сезон с премьеры «Царской» да НОВАТ в начале 2024-го представил премьеру «Салтана» – правда на Малой сцене и в сильно адаптированном для детской аудитории виде.
Предлагаемые в обеих столицах и некоторых других точках на карте России концертные программы – симфонические и камерные – на этом фоне выглядят куда разнообразнее и интереснее. В подборе программы гала-концерта в Московской филармонии, правда, не чувствовалось ни стройности, ни логики – две отличительные черты творческого стиля композитора были словно намеренно оставлены за скобками празднования: преобладала эклектичность и эмоциональная чересполосица. Возможно, причина попадания тех или иных вокальных номеров в программу – в тех певческих ресурсах, что удалось собрать на гала. Однако последовательность номеров определенно заслуживала более участливого к себе отношения, да и подбор оркестровых фрагментов не показался безупречным и уж точно слишком дозированным.
Впрочем, последнее объяснимо: было желание дать дорогу вокалу. Что тоже спорно – Римский-Корсаков ценен и как мастер вокального письма, и как кудесник оркестра. На сцене расположился Российский национальный оркестр: при Михаиле Плетневе коллектив не раз играл корсаковские программы – и оркестровые, и оперные аккомпанементы, стало быть, вкус и освоенность стиля не подлежат сомнению. Однако с маэстро Артемом Абашевым у коллектива пока стопроцентного взаимопонимания не сложилось: если в оркестровых соло («Пляска скоморохов» из «Снегурочки», «Похвала пустыни» и «Сеча при Керженце» из «Китежа», «Шествие князей» из «Млады») контакт был в целом чутким, то в сопровождении певцам хватало заусенцев и по части синхронности, и по части баланса.
Звездой вечера мыслилась сопрано Надежда Павлова – ее имя стояло первым в афише, ей предназначались самые громкие аплодисменты, да и, бесспорно, известность у нее (прежде всего благодаря сотрудничеству с Теодором Курентзисом как в России, так и за рубежом) есть. Она и пела больше других. Однако, несмотря на красоту тембра и тончайшие пиано, ее Снегурочка скорее разочаровала – и техническими осечками, и отсутствием подлинной, а не наигранной проникновенности. По-настоящему блеснула певица в ядовитой Шемаханке, уверенно спела сделанную когда-то для Большого Волхову и закончила «за здравие» качественной Марфой.
Однако ее статус серьезно оспорила молодая Алина Черташ – меццо из Большого показала максимум в протяженных фрагментах из «Царской» (ансамбли Любаши с Грязным и Бомелием): и роскошный тембр, и настоящий оперный посыл, и глубокое понимание исполняемой музыки, и чуткую ансамблевую культуру. Спетая после этого Любава из «Садко» столь же совершенной не показалась, хотя и не испортила грандиозного позитивного впечатления от Любаши.
Третьим героем вчера можно назвать петербургского тенора Дмитрия Каляку: именно его Гришка Кутерьма по-настоящему зажег ближе к концу первого отделения до того вяловато текший концерт – с геликоновской Еленой Михайленко ему удалось бесподобно правдиво и ярко по эмоциям разыграть одну из самых трагических сцен в русской оперной литературе. И если в Кутерьме Каляка блеснул драматизмом, то во втором отделении едкие характерные интонации сделали неотразимыми его Бомелия и Кащея.
Остальные певцы обедни не испортили, хотя у каждого были как плюсы, так и минусы – например по части соответствия природы дара задачам выбранной партии. Глубины и масштабности не хватало слишком культурному басу Владимира Кудашева в партиях Грозного из «Псковитянки» и Князя Юрия из «Китежа». Или Алексей Неклюдов спел Берендея из «Снегурочки» слишком витальным, плотным и негибким звуком, который гораздо больше подошел к его же Лыкову из «Царской». Странным Лелем предстал контратенор Вадим Волков – звучным, но с неточной интонацией и некрасивыми верхами: кроме того, выбор этого голосового амплуа был продиктован сиюминутной модой – юбиляр-композитор тут мыслил совсем другое звучание. Не вжилась пока в образ Ольги Елизавета Соина – ее великолепное сопрано звучало на сей раз весьма формально. Мизгирь и Грязной у Артема Гарнова сделаны добротно, но однообразно – особенно это было заметно на контрасте с Любашей-Черташ.
Впрочем, праздник, безусловно, состоялся: сам факт столь внушительного монографа вызывает уважение. К чести московской публики, она не проигнорировала национальное достояние: зал был полным, а прием – более чем радушным.
