Марина Гайкович
Переливы розово-фиолетового света завораживают.
Фото со страницы Нижегородского театра оперы и балета в «ВКонтакте»
Нижегородский театр оперы и балета представил премьеру моцартовского «Похищения из сераля». За музыкальную часть отвечал музыкальный руководитель театра Дмитрий Синьковский, за сценическую – московская команда: режиссер Екатерина Одегова и сценограф Этель Иошпа.
Получился восхитительный спектакль, чувственный, поэтичный, по-моцартовски изящный и по-моцартовски же многослойный. Разглядеть, расслышать и раскрыть моцартовский гений – исключительное свойство постановки. Ведь «Похищение из сераля» написано на простенький, традиционный для своего времени сюжет о том, как испанский вельможа прибыл в Турцию выручать свою невесту из плена паши Селима. Это даже не опера в строгом смысле, а зингшпиль, то есть комедийная пьеса с музыкальными номерами. Другое дело, что Моцарт поднимает этот жанр до самой высокой оперной планки, а буффонный сюжет – в философский разговор на вечную тему человеческих отношений: любви, верности, милосердия, прощения.
Одегова – а это уже шестой большой ее спектакль, поэтому можно говорить о стилеобразующих вещах – всегда ведет диалог с партитурой и композитором, чем выделяется среди режиссеров своего поколения. Чем дальше, тем интереснее следить за уровнем этой внутренней дискуссии. Скажем, в «Стиффелио» она пошла чуть дальше Верди и поставила проблему шире, чем кризис отношений мужа и жены. В «Похищении из сераля», напротив, настолько отдалась партитуре, что показала именно гений Моцарта.
Ее концепция, возникает крамольная мысль, в чем-то схожа с методикой Чернякова – но тоньше, деликатнее. Там, где у того жесткие реалистические конструкции «погружения в игру», здесь – сама игра, бликование миров, фантомы, загадки, тайны: все мягче, осмелюсь сказать, по-женски изобретательнее и хитрее. Сераль – зачарованный Сад, маленький Эдем, паша Селим – голос свыше: Бог или Разум, Откровение или Внутренний голос сомнения? Очаровывает уже сама картинка: огромные кусты гортензий, качели, мощные перекрученные корни какого-то дерева на берегу пруда с лилиями. Переливы розово-фиолетового света (Стас Свистунович) завораживают, так что возникает мысль: не захочется ли героям раствориться в этом мирке? Как произошло со слугой этого чудесного места, ведь он и сам почти «врос» в Сад: на спине Осмина растет виноград, который лихо в момент соблазнения срежет Блонда. Он вырывает из рук Педрильо каждое яблоко – настолько ревностно относится к своему дому.
Что происходит в этом «плену»? Здесь каждый проходит не испытание, но осознание своих чувств – и платонических, и эротических. Верный ли я сделал выбор, тот ли это человек, буду ли я счастлив, смогу ли сам осчастливить партнера? Могу ли я любить? « – Да», – отвечает Сад Констанце, и порхающий мотылек садится на ее ладонь. « – Подожди, Осмин!» – И мотылек каждый раз ускользает от неуклюжего слуги. Именно эти два героя в исполнении корифеев сцены Надежды Павловой и Гарри Агаджаняна, два антипода, держат конструкцию спектакля. И лирическая кульминация приходится именно на их совместную сцену. Констанца поет проникновенную арию, обнажая свои приватные, интимные чувства гуляющему по саду единорогу. Тот (переодетый Осмин) грустно застывает у нее на груди. Желание любить и быть любимыми так трогательно, что у зрителя невольно катятся слезы. В зингшпиле!
Впрочем, это и есть Моцарт и тот режиссер, который распознал его мотивы.
В процессе постижения себя женщина метафорически доходит до сути: и Констанца, и Блонда предстают, условно, обнаженными (в телесного цвета сорочках), хотя каждая открыла свое. Более опытная Констанца – что жить не может без Бельмонте, юная Блонда – что хочет таких же сильных чувств.
Мужчины же остаются в наглухо застегнутых камзолах. Бельмонте методично пришпиливает сухих бабочек под стекло: иронизирует режиссер над природой мужчин и женщин. Оттого обиднее героиням слышать вопрос «а верна ли ты?». Но именно опыт, подаренный Садом, позволяет простить кавалеров. И Сад потому отпускает влюбленных. Только Блонда, понимая, что пришло время уходить, бросает полный любви взгляд в спину Осмину. Одна пара соединилась, двум другим (Блонда и Педрильо,Блонда и Осмин), очевидно, не суждено быть вместе… Бывает и так.
Отсюда, конечно, один шаг до любовного четырехугольника в Cosi fan tutte, которая, кстати, откроет следующий сезон – работает над постановкой Елизавета Мороз.
Притом нельзя сказать, что Одегова упускает смешное – напротив, этой постановке свойственны колебания из лирического в комическое, что делает эту постановку такой обаятельной. Чего стоит мимический, как в немом кино с текстовой строкой, дуэт Бельмондо и Педрильо на фоне громогласной музыки (хоры аранжированы для оркестра, что делает спектакль более камерным) или одна из последних сцен, где связанная Констанца, пытаясь дотянуться рукой до Бельмонде, все время пикантно задевает стоящего между ними Педрильо.
Дмитрий Синьковский объединил в спектакле мастеров и дебютантов: Надежда Павлова и Сергей Годин прекрасно звучат и дополняют друг друга идеально. В Галине Круч и Владимире Куклеве слышны и видны чуткие артисты, которые не только справились со сложным музыкальным материалом, но отлично сыгрались с партнерами по сцене. Гарри Агаджанян блистательно провел роль стража-страдальца. Синьковский и музыканты оркестра La Voce Strumentale проводят спектакль с ощущением драйва, кажется, и их очаровал таинственный остров-сад.
Нижний Новгород–Москва
