Елизавета Авдошина
Яркие костюмы составляют красочный фон действия печальной сказки. Фото Яны Овчинниковой/Театр имени Вахтангова
Вновь пришло время главного советского сказочника – Евгения Шварца. Обращение театров к его пьесам-сказкам было предопределено. Потребность буквально ощущалась в воздухе, и премьеры не заставили себя долго ждать. Советский драматург, который парадоксально переизобрел жанр, – безусловно, автор сегодняшнего дня. Как писал Шварц, «сказка рассказывается не для того, чтобы скрыть, а для того, чтобы открыть, сказать во всю силу, во весь голос то, что думаешь». Вахтанговский театр и Театр им. Маяковского попробовали подступиться к шварцевскому иносказанию.
Шварц сегодня ассоциируется не только с глухими временами репрессий и войны, но и разгаром застоя. Гениальная экранизация Марка Захарова «Обыкновенного чуда» в 70-е годы тоже стала эталоном жанра. Соревноваться с ним – смелый шаг. Но Иван Поповски решился, ведь кредо Вахтанговского театра – праздничная театральность. А история подсказывает рифмы: вахтанговцы играли свою сказку «Принцессу Турандот» в голодные и мрачные послереволюционные годы.
Поповски почти не использует потенциал музыки – в постановке звучит пара песен Гладкова и Кима в разомкнутой, приглушенной аранжировке Настасьи Хрущевой, и артисты не поют, а проговаривают слова. Режиссер придумывает новую символическую рамку для сюжета, сплетенную из биографических мотивов – необыкновенной истории союза самого Шварца и его жены Екатерины Ивановны, не захотевшей жить после смерти мужа. Эта линия сразу закладывает черную краску в сказку о чистой и светлой любви. Хозяин (Леонид Бичевин) сочиняет чудесную встречу Принцессы и Медведя для того, чтобы вдохновить, дать глоток жизни своей умирающей жене. В прологе появляется на траурном фоне белая выгородка с больничной койкой, на которой Хозяйка (Яна Соболевская) лежит без движения. Она поднимется, чтобы вместе с Хозяином наблюдать за ворвавшимся потоком карнавала сказки, и в какой-то момент станет понятно, что Медведь и Принцесса – это проекция Хозяина и Хозяйки, воспоминания о начале их любви, ожившие в сказочной форме. Точно так же спектакль и закольцуется: Хозяйка уйдет в черные воды небытия – настоящего чуда не случится.
Развернувшаяся, словно в их воображении, история всепобеждающей любви представляет собой иллюстрированную сказку, которой уже не сохранить свою жизнетворную силу. Тема рукотворной иллюстрации становится лейтмотивом сценографии – по сути, главного козыря этой постановки. Волшебник берет в руки две маленькие силуэтные куклы, чтобы материализовать сказку, рвет коробку из-под мороженого – и из картонных обрезков вдруг вырастают деревья. Из таких же «коробок» будет составлен интерьер трактира, куда Волшебник отправляет влюбленных для встречи; в глубине показывается «вырезанный» белый медведь, а потом и бурый; задник очень красиво заливает свет – важный инструмент создания иллюзии на полупустой сцене. На сцене «распускаются» декорации райского сада – птицы, лианы, развесистые кущи ярко-зеленого пышущего цвета в первом акте, во втором они внезапно обесцвечиваются, словно покрываются пеплом.
Мария Трегубова работает в своей фирменной манере игры с масштабами, неожиданными трансформациями в декорациях – и гранжевой стилистикой костюмов. Свиту короля разглядывать занимательно именно поэтому: костюмы с бесчисленными слоями манишек, воротничков, рукавчиков, пуговиц, башмачков, шляпок, мультяшных цветовых сочетаний, украшенные помпончиками, составляют красочный фон действия. Вместе с декорациями сочные костюмы внезапно переменятся на серебристо-серые, словно те же самые, но обесцвеченные, как в дагерротипе. И так плавно актеры в них начинают второй акт, что динамические метаморфозы цвета и света завораживают.
В королевской свите почти не выделяются значительные персонажи. Отметить хочется Олега Лопухова – кругленького и забавного Первого министра в советской шапке-пирожке. Король неожиданно малопримечателен, в исполнении Владислава Демченко он разве что старый ипохондрик (возможно, Артур Иванов во втором составе дает более привлекательные краски). И это при том, что Король – средоточие всего комического. Хотел ли режиссер уйти от стереотипов или принципиально пригасить ключевой сатирический образ, но роль абсолютно потеряна. Поэтому внимание перетягивает на себя Трактирщик в исполнении Евгения Князева, составивший цельный дуэт с Юлией Рутберг – Эмилией, срывающий аплодисменты публики. Свежа и очаровательна в роли Принцессы новая романтическая героиня труппы – Полина Рафеева в летящем платьице с миниатюрной короной на голове.
Истинного контакта у режиссера с труппой не случилось, во всяком случае, того взаимопонимания, как с родными «фоменками», рождающего тонкие актерские работы или нюансы смыслов, – нет. Комедия намеренно стерта, а щемящей лирики так и не возникает. Остается наблюдать за удивительной оберткой сказки с горьким концом.
В «Другой сказке» Театра им. Маяковского совсем нет визуальной роскоши. Для Сцены на Сретенке придуман концертный подиум (схожее решение было в мюзикле «Обыкновенное чудо» в Петербурге у Алексея Франдетти в минувшем сезоне). Сюда Сергей Урсуляк помещает шварцевских героев. Для кинорежиссера это театральный дебют, и он сразу предупреждает в программке, что по своим воззрениям он ретроград и совсем не заинтересован в модном искусстве. Так и оказывается: спектакль поставлен в безыскусной, обезоруживающе простодушной манере. Для зрителей он становится этаким guilty pleasure – возможностью впервые за долгое время посмеяться в театре до слез над очень простыми вещами. Но балаганные сценки так точно отзываются в сегодняшнем моменте, что мгновенно узнаваемый и осмеянный здесь и сейчас абсурд нашей реальности становится реальной психотерапией публики. У режиссера культовой «Ликвидации» отличное чувство юмора, оно-то и помогает сделать спектакль без излишков зауми эмоционально наполненным и очень заряженным в своем посыле.
В сценарии переплетены сказка-памфлет «Голый король» и ее киноверсия (Шварца в соавторстве с Эрдманом) «Каин ХVIII». Главная роль отдана Вячеславу Ковалеву, который, наконец, здесь оказывается на своем месте – роль Несчастливцева премьерой ранее была для него как из другой оперы. Темпераментный Ковалев купается в шутовском образе идиотического тирана. Его окружают столь же недалекие подданные – подлизы, солдафоны, продажные лицемеры, запуганные до обморока слуги и министры. Гротеск доведен до предела: и декольте на военном мундире у Первой фрейлины увеличено в троекратном размере, и Король в трусах танцует, и Министр нежных чувств порхает с кружевными рукавами, несмотря на солидный возраст, а Королева, напротив, фюрер в юбке. Едкая политическая сатира режиссером как будто «всего лишь» точно и крупно аранжирована. В финале Первый министр (Евгений Парамонов), перехватывающий власть, выходит в современном пиджаке, говорит народу какие-то обещания, публично отрекаясь от воинствующего самодержавия. Но его хитроумная скользкая ухмылочка выдает его с головой – все это время, проведенное в тени Короля, не прошло даром. И только у бродяги с горячим сердцем Христиана (очень интересной фактуры молодой артист труппы Мамука Патарава), который и сшил для Короля голое платье, хватает воли обличать и задавать власти «неудобные» вопросы, взывать к справедливости. Но утешает его только старенький, убеленный сединами Ученый, видавший времена и похуже.
Пять лет назад Сергей Урсуляк экранизировал роман Алексея Иванова о российских 90-х. В «Ненастье» режиссер трагически показал время переворота в стране. В спектакле Урсуляк возвращается к этим щемящим, покаянным нотам – ими заканчивался тогда телефильм. Он скорбит за свое поколение, которое упустило короткий шанс что-то очень важное изменить в стране основательно. Он вместе с молодым героем мечтает о недостижимой свободе и так же, как все, – боится ее не застать.
