Владимир Дудин
Сцена из спектакля «Любовь к трем апельсинам». Фото предоставлено пресс-службой Большого театра Беларуси
В Большом театре Беларуси прошел 13-й международный Рождественский оперный форум. Театры из Беларуси, Узбекистана и России показали свои лучшие спектакли.
Минск в эту декабрьскую пору своими метеоусловиями нередко бывает идентичен Петербургу, до которого всего час лету. И на сей раз за четыре дня форума солнце не выглянуло ни разу, город, согласно календарной драматургии, засыпало предрождественским снегом, который при температуре около нуля тут же и подтаивал. Снег – эффектное явление природы, творящей свой театр – обязательный обряд, затягивающий землю в белое. Гигантскому серому, с виду не слишком дружелюбному зданию оперы, напоминающему античный амфитеатр, эта снежная оторочка чем пышнее, тем больше придает масштаб зимней мистерии, уводящей в другую реальность. Это государство в государстве дает возможность ощутить связь с большим миром, в законы которого входит понимать друг друга с помощью универсального языка музыки. В мире поруганной дипломатии именно опера продолжает оставаться оплотом международных договоренностей, лежащих в основе жанра. Парадоксально, но и само здание Национальной оперы Беларуси вызывает ассоциации и с Варшавской оперой – сверкающими зеркальными интерьерами и словно обнимающим залом, и с нью-йоркской Метрополитен-оперой – своей огромной сценой. До пандемии этот знаменитый Рождественский оперный форум подтверждал свою объединяющую миссию еще и международным конкурсом молодых оперных певцов, который сегодня вернуть к жизни пока не удалось, но все живут большой надеждой.
Форум открылся премьерой «Иоланты» Чайковского в постановке режиссера Анны Моторной, сценографии Любови Сидельниковой под музыкальным руководством дирижера Артема Макарова. Поставленная в стилистике романтической легенды, эта опера-завещание Петра Ильича напомнила о необходимости прозрения от слепоты, в которую разом погрузился мир. Своим пышным традиционализмом спектакль между тем уловил один из незаметно подкравшихся европейских трендов возвращения к «незыблемым ценностям», создающим иллюзию стабильности, забвение от тягостей и забот удушающей повседневности.
Ему в чем-то вторил спектакль-гастролер из Большого театра Узбекистана им. А. Навои – «Искатели жемчуга» Бизе. Этот спектакль стал идеальным импульсом для размышлений на тему оперы как глубоко антропологического жанра, где человечьи нравы – как на духу. Спектакль, где с большим отрывом лидировали мужские голоса, а женский хор и женский кордебалет в одеяниях всех цветов радуги пел и танцевал как нечто необязательное и не всамделишное, выдал настоящее перемещение во времени. В мягких декорациях, разрисованных пальмами, лианами и каменными головами божеств, с небрежными копиями отражений на тему быта и иерархических нравов на острове Цейлон, с замершими водами океана на заднике, спектакль перенес в окаменевшее время мифа. Оркестр под управлением Фазлиддина Якубжанова форсированно выжимал краски, однако давал солистам прозвучать в должном объеме, чутко ловя прихоти примадонны Лятифе Абиевой (Лейла), иногда жившей в своем темпоритме, да и при всем очаровании тембра не всегда благополучной в чистоте интонации. Звездный тенор Рамиз Усманов, он же директор этого театра, пленял, согласно регламенту, своим чистым лирическим тенором в партии Надира, к разочарованию, внезапно перешедшего на обидный фальцет в самом интересном месте коронной арии. Куда большей свободой, страстью и вокальным блеском захватил зал его коллега – баритон Рахим Мирзакамалов в партии друга Надира Зурги, проходившего испытания мужской дружбой и любовью к жрице, принесшей обет целомудрия. Верховному жрецу Брахмы Нурабаду с его негибкой религиозной моралью тоже достался солидный голос Джабраила Идрисова.
«Севильский цирюльник» Россини в постановке Альдо Тарабеллы – премьера минувшего сезона Большого театра Беларуси – открыл еще одну грань его труппы и оркестра. Молодой маэстро Владимир Оводок оказался самым сильным звеном в спектакле, державшем безупречный темпоритм, сохранявшем остроумие и артикуляцию россиниевского стиля. В декорациях Энрико Мусенича опера обрела итальянский колорит с вариацией на живописные тона и орнаменты, фактуры и линии, архитектурные силуэты ландшафтов, интерьеров и экстерьеров. Режиссер предложил солистам почувствовать себя свободными в импровизациях, задав лишь траектории движения. Свобода импровизаций оказалась для солистов нешуточным испытанием, и на фестивальном показе в этом безоговорочно сверкал гость – тенор Валерий Макаров в партии графа Альмавивы, вытворяя такое, что уводило оперу во французскую комедию, напоминая великого комика Луи де Фюнеса. Этот граф находился в состоянии эквилибристического лицедейства, сочинявшего кунштюки ради получения заветной Розины. Непросто получилось у графа с вокалом, который в условиях громадной сцены местами пропадал даже при том, что дирижер вел оркестр с максимальной деликатностью.
Своеобразной антиподной римфой этой графской лжи во имя спасения оказалось поведение прощелыги и клеветника Базилио в исполнении Андрея Селютина. Певцу пришлось буквально впрыгнуть в спектакль при известии о том, что бас Годердзи Джанелидзе, уже приехавший в Минск, отменил участие по болезни. Селютин справился с этим вызовом виртуозно. Не вызвучивалось все у обладательницы хрустального теплого тембра Анастасии Михновец в партии Розины, больше бы подошедшей формату какого-нибудь старинного театра. А вот предприимчивый Фигаро в исполнении Алексея Макшанцева ловко отыскивал правильные зоны для грамотного «маркетинга» своего голоса, как и ушлый Бартоло в заправском исполнении Дмитрия Капилова. Марина Лихошерст с идеальной постановкой ее голоса в партии домоправительницы Берты и вовсе показала, как щедро распоряжается театр своим богатым ресурсом.
Абсолютной кульминацией фестивальных показов стала опера «Любовь к трем апельсинам» Прокофьева, которую привез Самарский театр оперы и балета, или «Шостакович Опера Балет», как с недавних пор стал именоваться этот театр. Языком тотального театра, хлестким плакатным стилем спектакль в постановке Натальи Дыченко, сценографии Елены Соловьевой, костюмах Натальи Земалиндиновой и при световом оформлении Евгения Ганзбурга рассказал о том, как смеяться над тем, что не разрешено. Сто лет назад сочиненная опера сегодня обрела оглушительный резонанс. Опера-буфф советских времен оказалась идеальным средством поддержки боевого бунтарского настроения на театральном поле. В вариациях на тему русского футуризма, наследия Казимира Малевича, в портретный костюм которого был одет Принц, «Любовь к трем апельсинам» обрела космическую миссию освобождения от мрака, маразма, страхов и жутких предрассудков. Маэстро Евгений Хохлов за пультом вновь подтвердил свой статус дирижера-интеллектуала, с легкостью, особым удовольствием и азартом справляющегося с партитурой ХХ века. Эта опера дала понять, что в каждом из нас живет ребенок. В тот момент, когда злая Кухарка с громадной суповой ложкой вдруг потеряла всякое самообладание, завидев милый бантик у Труффальдино, в зале мгновенно спало всякое напряжение, а высоченный бас Ренат Латыпов получил самую щедрую порцию аплодисментов.
Минск – Санкт-Петербург
