Дарья Курдюкова
Поначалу кажется, что попадаешь в причудливый научный музей. Фото Алексея Народицкого
Даже если вы много лет знаете Александра Пономарева, видели и давние его выставки, и недавние – в Пушкинском музее (см. «НГ» от 25.09.15), например, или в Музее Москвы (см. «НГ» от 09.08.22), то скорее всего нынешний проект сможет вас удивить. Заглавие «Я безумен только в норд-норд-вест», адресующее к Гамлету, от художника-романтика, склонного, как сам он говорит, к художественным авантюрам, от моряка, поэта, куратора I биеннале современного искусства в Антарктиде, думающего о биеннале в Арктике, как раз ожидаемо. В отличие от того, как экспонированы теперь работы.
Весьма камерный выставочный зал Инженерного корпуса такого не видел. Он привык к выгородкам для картин, к постаментам для пластики, а тут куратор Нина Дивова и Александр Пономарев с архитектором Алексеем Козырем решали задачку вместить невместимое.
Технологически сложным пономаревским инсталляциям, показанным от Японии до Египта, от Камчатки до Венеции и Парижа, нужен простор, и, собираясь на нынешнюю площадку, говоришь себе: «Ему там будет тесно». Этажом выше на большей площади чин чином разместили мичмана и мариниста Алексея Боголюбова, а здесь пространство как будто лихо раздвинули. Места хватило образам инсталляций, рисункам, стихам Всеволода Некрасова («При Пономареве Приномаревье…»), подводной лодке в чемоданчике и иллюминаторам в трюме и символу большого плавания, будто из любимого Пономаревым бодлеровского стихотворения: «В один ненастный день, в тоске нечеловечьей,/ Не вынеся тягот, под скрежет якорей,/ Мы всходим на корабль – и происходит встреча/ Безмерности мечты с предельностью морей».
Инсталляции превращены в макеты, те «упакованы» в разнокалиберные железные шкафы-ниши-кофры-вундеркамеры со снятой «четвертой стеной», и поначалу кажется, что попадаешь в причудливый научный музей, где огромное в малом. Где расписная подлодка в нулевых показывалась в фонтане сада Тюильри около Лувра, а потом бороздила венецианский Гранд-канал, удивляя гондольеров (Subtiziano был спецпроектом в рамках Венецианской биеннале 2009-го). Где на крушение судна «Коста Конкордиа» Пономарев откликнулся «Голосом в пустыне» – инсталляцией и перформансом в Сахаре. Где в капелле парижского госпиталя Сальпетриер он устанавливал «Параллельную вертикаль», инсталляцию, сделанную в том числе для пациентов, в палаты которых транслировалось то, что наблюдали зрители проекта. Где «Одним из тысячи способов победить энтропию», по названию выставки, которую курировал Пономарев на еще одной Венецианской биеннале, была его «Формула». В заполненных водой гигантских колоннах-колбах двигались субмобили-болиды с образами эмбрионов вместо пилотов.
Из новых проектов показаны «Карильон Тихого», в прошлом году установленный на Камчатке в рамках фестиваля Пушкинского музея Sound Around Камчатка, и «Тенгай», сделанный в нынешнем году для Триеннале современного искусства в японском Окунуто. То и другое – звуковые инсталляции. «Карильон», или «Монумент не вернувшимся из океана» сооружен из корабельных винтов с закрепленными на них ветровыми турбинами. Огромные спирали на берегу Авачинской бухты «разговаривают» с порывами ветра. Примерно то же происходит с вантовыми конструкциями «Тенгая». Тенгай – тростниковая шляпа, используемая в медитативных дзен-буддистских практиках суйдзен. Бродячие монахи, говорит Пономарев, общались посредством игры на дудочках. Фундаментами для его японских объектов стали недостроенные павильоны для медитаций, еще в инсталляции использованы баки от сакэ. Все части конструкций соединены тросами-нитями, они и звучат.
Через темные шкафы с подсвеченными макетами из музея можно путешествовать вокруг света. И в работах, и в самой выставке масштабы постоянно меняются. Вокруг макетов развешаны рисунки с осуществленными и придуманными работами, отражение движения идеи в момент формирования. Некоторые рисунки, как любит Пономарев, сделаны на «просторах» географических карт.
Можно переместиться из одной точки света в любую другую, опять вспомнив Бодлера: «Для вас мы привезли с морей/ Вот этот фас дворца, вот этот профиль мыса,/ – Всем вам, которым вещь чем дальше – тем милей». Или исчезнуть. Если один из самых романтических проектов представлял «Майя. Потерянный остров», когда с помощью маскировки остров Седловатый в Баренцевом море превращался в туман («майя» на санскрите – «иллюзия»), то переключение масштабов, раздвигание пространственных границ и вектор беспрестанного движения на выставке олицетворяет огромное стеклянное судно. Оно как овеществленная иллюзия (впрочем, системы координат снова изменятся, ведь нос корабля одновременно указывает на судовые иллюминаторы, из них видны документации прежних проектов). Судно сделано специально к выставке, и такого зал в Лаврушинском еще не вмещал. Художник рассказывает, что производство шло в Нижнем Новгороде, Владимире и Казани: по чертежам делали технологический проект и металлическую оснастку, потом стекло резали, гнули и собирали в секции. Поначалу казалось, собрать это невозможно. А вот же, плывет. Море, рассыпавшееся осколками синего стекла, художник тоже видит символически. Каждая жизнь ежесекундно отражается в таких осколках. Их нужно собрать, и сделать это может человек деятельный, способный поставить себя в центр обстоятельств. Пономарев – моряк, он мыслит простором.
