Дарья Курдюкова
Справа – «На даче» неизвестного художника. Бабичев впервые выставляет эту картину в надежде найти зацепки в поиске автора. Фото агентства «Москва»
Кураторы выставки «Автор неизвестен. Коснуться главного» Анастасия Винокурова (интервью с ней см. в «НГ» от 02.10.23) и Константин Цаликов представили живопись и графику, во-первых, редко, а порой и впервые экспонируемые, а во-вторых, бегущие иерархий. Искусство из музеев, от Эрмитажа до Литературного, и частных коллекций сейчас принципиально не ранжируют по авторам первого, второго и всех прочих рядов. Вместо этого кураторы зовут сосредоточиться на вещах, которые вроде бы лежат на поверхности – цвет, фактура, движение, даже звук, – то есть на всматривании в художественные свойства работ, но, главное, оставляют загадку: кто автор?
Все произведения, а их тут больше ста, прежде были анонимными. За последние 60 лет некоторым имена вернули – Кандинский, Розанова, Фальк, Явленский, школа Репина, школа Филонова, Маргарита Сабашникова, о других есть предположения: Владимир Татлин, Сергей Герасимов, Дмитрий Стеллецкий, объединивший традиции иконописи и наивного искусства для красной-красной «Девушки с коромыслом». Остальные так и живут анонимами – их большинство.
Две или даже три кураторские линии, как может показаться, друг другу едва ли не противоречат. С одной стороны, неизвестные работы и имена. С другой, акцент сделан на всматривание в произведение и разложение этого процесса на «простую гамму» основных категорий: «Глаза и свет. От золота до эфира», «Цвет. Локальный, дополнительный, дикий», «Фактура. Очень трогательно», «Композиция. Правила беспорядка», «Форма. Органика и кубизм», «Движение и звук. Зримое и воображаемое», «Точка и линия. Превращения». Наконец, это выставка для семейного просмотра, с интерактивом.
Вглядевшись, понимаешь, что две главные задачи не только легко уживаются, а работают друг на друга. Нечасто выходящая к широкой аудитории часть искусствоведческой работы, связанная с атрибуцией, – вообще-то одна из самых захватывающих (когда в Ростовском кремле решились представить выставку подлинников и фальшивок из своего собрания, это было событием: см. «НГ» от 26.11.18). Нужно найти документы, сличить манеру письма, провести технико-технологические исследования – и определить автора. Потом восстановить корпус работ прежде неизвестного художника, его биографию, закрыть слепое пятно в истории искусства. С оговоркой – если повезет. Часто всего этого проделать в силу разных причин невозможно или результат не приближает к решению задачки. Тут как в детективе. Активное зрение – не единственное, но необходимое условие.
Комментарии музейных сотрудников и коллекционеров, приведенные в каталоге и в аудиогиде, детективную жилку усиливают. С ними история становится по-настоящему объемной независимо от того, увенчались ли успехом поиски художника. Само описание перипетий жизни какого-нибудь произведения (на выставку принципиально брали только вещи с надежным провенансом) и попыток его идентификации дорогого стоят. Искусство живет страстью, и никто не застрахован от любви с первого взгляда, даже если перед вами кот в мешке. Но видно, что кот-то отличный. Так Ильдар Галеев вернул «Портрету Мухитдина» кисть Бориса Пестинского, ученика Петрова-Водкина, сосланного в Среднюю Азию якобы за призыв к подрыву советской власти. Одна из очевидных заповедей арт-рынка – не слишком привязываться к вещам, но кому же это стопроцентно удается. Иногда они возвращаются – романы с картинами завершаются и вспыхивают вновь. Так Андрей Васильев купил громадное панно с «Северным городом», вернул ему имя символиста Василия Денисова, но в какой-то момент понял, что не уживается с картиной. Продал. Спустя время увидел на антикварном салоне – уже под именем Рериха и с новой историей. Прошло еще какое-то время, и восстановленный в правах Денисов вернулся к Васильеву. Иногда рассказанные истории приглашают к диалогу. Роман Бабичев впервые выставляет чей-то дачный пейзаж 1910–20-х годов, в котором уроки фовизма немножко робко наложились на импрессионистскую нежность, – коллекционер надеется, что выставка привлечет новые глаза и поможет пролить свет на тайну авторства.
В россыпи художественных направлений рубежа XIX–XX веков есть работы, которые по-настоящему «не отпускают». Анастасия Винокурова рассказывала в интервью «НГ», что разговор с Михаилом Каменским и история с «Композицией (Рождением)» из его собрания, которую не удается разгадать уже почти тридцать лет, была одним из импульсов нынешней выставки. Это удивительная вещь. Темная, но колористически изысканная, она в моменте рождения собирает какое-то таинственное общество героев с гротескными лицами, выплескивая все это из комнаты с керосиновой лампой в кубистический город.
Другую работу с толкованным в духе филоновской школы мужским лицом, вмещающим в себя и город, и, кажется, эпизоды жизни (собрание Ильдара Галеева), в Музее русского импрессионизма уже показывали в 2022-м на выставке портретов и автопортретов «Точки зрения» (см. «НГ» от 22.06.22). Но это бесконечное дробление и собирание формы снова притягивает, как магнит. Противоположным способом моделированы лица на двух женских портретах: на одном, из Дома русского зарубежья, почти фотографично изображена какая-то надувшая губы девица, что глядит исподлобья из угла комнаты. На другом, из Литературного музея, пожилая женщина «тонет» в дымке темных красок и противоречий: сутулая, с испуганным взглядом, она со своим большим меховым воротником и мопсом на коленях, что, издевается над атрибутами-клише парадного портрета? Нет ответа. Но то, что во многих уравнениях тут пока больше неизвестных, не повод отказывать произведениям в выразительности. Уравнение – это и уравнивание в правах.
