Дарья Курдюкова
Непривычные для российских широт скульптуры Христа появились при европейском влиянии. Фото агентства «Москва»
Открывшаяся в Новой Третьяковке выставка «От иконы к авангарду» приурочена к 100-летию Пермской художественной галереи и к 300-летию Перми. Сама Пермская галерея сейчас живет переездом – к 1 декабря музей должен освободить помещения Спасо-Преображенского собора, которые после реконструкции займет РПЦ. Для галереи строят здание в кластере «Завод Шпагина», открыть его должны были до конца 2023-го, но сроки передвинулись на следующий год. Пермская экспозиция в Новой Третьяковке по формату ближе всего к некогда активному циклу «Золотая карта России», хотя в него не включена. В рамках него показывали дайджесты коллекций региональных музеев. Сейчас кураторы Нина Глебова и Татьяна Юдкевич объединили около 80 произведений религиозного искусства, включая знаменитую пермскую деревянную скульптуру, и эпохи авангарда.
В 1928 году Луначарский дивился новизне, «своеобразному мастерству техники» и «психологической выразительности» недавно открытой и каталогизированной коллекции пермской резной скульптуры. Цитата наркома просвещения открывает книгу директора Пермского художественного музея (ставшего сегодняшней Художественной галереей) Николая Серебренникова «Пермская деревянная скульптура», первую обобщающую работу, опубликованную по результатам экспедиций 1920-х годов. Найденные тогда 400 произведений (в каталоге было описано 280) стали ядром одной из самых знаменитых сегодня частей пермского музейного собрания. Сегодня в нем хранится около 500 образов XVII–XIX веков – самая крупная коллекция такого профиля.
Что бы ни подразумевал термин «стихийный реализм», хорошо теперь известные как минимум по репродукциям, но все-таки довольно непривычные для российских широт скульптуры «Христос в темнице» появились вероятнее всего при европейском влиянии. Речь не идет о прямом цитировании, больше всего удивительна для местного ландшафта степень осязаемой эмоциональности сакрального образа. Сгруппированные кураторами в отдельный раздел образы благословляющего Саваофа, Христа, многочисленных и по-разному проработанных ангелов представляют локальный извод барокко, тем более экспрессивный, чем более наивно моделированный.
Новая форма читается на выставке сквозным экспозиционным мотивом, от выразительности икон и скульптур, которую открывал для себя заново XX век, к авангарду и его угнетению. Заставкой к показу XX века, артикулирующей переход от угловатых религиозных скульптур, стала не менее угловатая, но с новой экспрессией пластика «Трех фигур» Чекрыгина. Здесь много бубновых валетов, где, с одной стороны, оказываются характерные натюрмортно-пейзажные экзерсисы с формой и цветом, а с другой – скажем, поздний, 1940 года «Натюрморт с ананасом» Машкова. Чудовищный по сравнению с его ранними авангардными чудачествами и типичный для позднего периода, он был приобретен с московской всесоюзной выставки «Великая Отечественная война» 1943 года.
Сейчас с отличным разнообразием показан Шевченко, приятельствовавший, например, и с Судейкиным, и с Ларионовым. И вот, во-первых, разверзшаяся расколами, стрелами, дребезжащая рычащими буквами 1914 года «Лучистая композиция», во-вторых, нимало на нее не похожий «Натюрморт с грушей» 1920-го, напоминающий скорее то, к чему, уходя от фовистского бунта, в 1910-х двигался Андре Дерен. А в-третьих, тут появляется портрет художника Клицкого, и, несмотря на красную звезду на одежде, эта вещь в 1939 году ни одним квадратным сантиметром не могла примкнуть к стилю, выбранному эпохой главным. Из Перми привезли беспредметность и сподвижников Малевича – и одновременно его оппонента Родченко с энергичным «Натюрмортом» 1918 года, разлетающимся цветными кругами.
Вместе с тем здесь есть куда менее известные на художественной карте имена. Петербургская переводчица Магдалина Вериго (1891–1994) занималась в том числе в студии Машкова, стала выставляться с 1913 года, а в 1917-м уехала на девять лет в Пермь и некоторое время преподавала в Высших художественно-промышленных мастерских, а потом руководила секцией ИЗО Томского отдела народного образования. Портрет биолога, ее мужа Бориса Властова сделан как раз в ту пору, и в нем слышны отзвуки авангардной тяги к наивному искусству. Петра Субботина-Пермяка (1886–1923) в Москве знают гораздо лучше, хотя бы потому, что Коми-Пермяцкий краеведческий музей, основанный им в 1921 году, носит его имя. Кроме того, Екатерина Деготь и Леонид Тишков даже делали о нем выставку, правда, в далеком 2009-м в ныне давно закрывшейся галерее «Проун». На рубеже 1910–1920-х годов Пермяк двигал в массы новое искусство: отдел ИЗО Наркомпроса поручил ему учредить художественно-промышленные мастерские в Прикамье, что стало основой местного профессионального художественного образования. Его кубистический «Натюрморт с булками и посудой» звенит скорее не гранением форм (в России авангард часто толковал французское изобретение не в духе Пикассо, но как переходную возможность иного почерка), а цветом.
«Стахановцев» бывший остовец Александр Дейнека наряду с несколькими другими композициями делал в 1937-м для советского павильона на парижской Всемирной выставке. Судьба картины после экспонирования осталась неизвестной, но эскизы сохранились в Перми и Твери. Композиция должна была завершать анфиладу павильона, продолжая ее в вымышленный мир с Дворцом советов и скверно написанным вечным парадом вечно улыбающихся «Знатных людей страны Советов» (это второе название работы) и красных флагов. Красноречивый, но жуткий в 2023 году выставочный финал.
