Елизавета Авдошина
Сцена из спектакля «Пепел». Фото с сайта www.kamalteatr.ru
В Казани завершился форум «Артмиграция», который проводит Союз театральных деятелей России, – с недавнего времени не в Москве, а в регионах представляя спектакли двух минувших сезонов со всей страны и принципиально обходя ее театральные столицы. Определяющей точкой сборки тут становится возраст режиссеров, еще только вступающих в творческую зрелость. Одной из самых сильных частей программы на фестивале-2023 оказались постановки национальных театров Татарстана.
Для серьезных театральных работ рецепт прост и давно известен. Чтобы театр сделал шаг вперед, а если это театр на национальном языке, то этот шаг особенно важен и сложен в силу большей консервативности и склонности к герметичному сохранению традиций. Нужен режиссер с иным мышлением, со взглядом извне, который поместит труппу на территорию нового жанра и задаст новую тему. Симптоматично, что лидерами режиссерских школ остаются Москва (ГИТИС) и Петербург (СПбГАТИ) – это театральные институты, во-первых, дающие широкий современный инструментарий режиссеру, на котором в дальнейшем будет выращиваться мастерство постановщика, а во-вторых, помогающие режиссеру найти свой творческий язык и авторский стиль. В преломлении с темой, которая для национальных республик до сих пор крайне болезненна и злободневна, даже больше, чем для средней полосы России, – отношение к советскому прошлому, – постановки режиссерского поколения 30-летних превращаются в значимое социально-художественное высказывание.
Тема экспансии советского строя, в частности, в Татарстане, в атмосфере политических репрессий, насаждения русского языка и кириллицы в татарском (потери татарской идентичности под напором советскости), до сих пор осмысляется здесь как драматический акт истории, и в силу глубины проблемы и ее замкнутости в границах республики, а также замалчивания на протяжении долгого времени эта тема становится главной для разговора даже тех, кто уже знает ту эпоху лишь по книгам.
«Пепел» Татарского академического театра им. Галиаскара Камала поставлен Айдаром Заббаровым (ученик Сергея Женовача) по нашумевшей пьесе японского драматурга Коки Митани. Сейчас эта трагикомедия 90-х годов широко ставится по России за счет своей наполненной, но минималистичной и открытой к разнообразным интерпретациям форме. Всего две мужских роли – автора и цензора. Диалог-поединок антагониста и протагониста раскручивается, как пружина: цензор, встречаясь с автором, каждый раз заставляет последнего переписывать произведение, якобы нарушающего законы, начиная с первого, доведенного до абсурда, – в империи запрещены комедии. А потом нужно приложить прославление императора и «далее по списку», типичному для любой тоталитарной системы. Заббаров намеренно уходит от абстракции и предлагает зрителю буквально энциклопедию татарской литературы начала XX века, оказавшейся под давлением советской власти. Блестящий «вымышленный» дуэт Эмиля Талипова и Алмаза Бурганова, словно Моцарта и Сальери, летучей звонкой души и ворона-падальщика, разыгрываемый будто в чистилище, прерывается музыкально аранжированными главками, основанными на документальных свидетельствах татарских писателей – национальных лидеров, от родоначальника татарской поэзии Габдуллы Тукая, преследуемого еще царской охранкой, до Карима Тинчурина – основоположника татарского театра, расстрелянного в 1938 году по статье 58. Таким образом, спектакль выстраивает свою стену плача, стенограмму памяти.
Режиссер выбирает сверхтеатральную форму: актеры выходят из образов и снова в них возвращаются, они поют Цоя на татарском языке и в этот момент в протестном единении перестают быть по разные стороны баррикад. Центральное событие этой постановки – выдающаяся работа ведущего артиста камаловского театра Эмиля Талипова. С мимикой Джима Керри и обаянием Андрея Миронова Талипов, обладая животной органикой, играет этакого Джокера, мима, пересмешника (в жизни артист часто выступает с пародиями – даже на главу республики). И тем страшнее его движение к страшному финалу, где, один раз вступив на путь компромиссов, он будет сожран ими изнутри, а мы увидим, как система с жадностью выест человека до донышка.
Сталинским репрессиям посвящен и спектакль Татарского театра драмы и комедии им. Тинчурина «Ашина» (режиссер Ильсур Казакбаев). Режиссер взял пьесу хоть и ныне живущего татарского автора Ркаила Зайдуллина, но написанную в традициях соцреализма (впрочем, близкого к Абрамову или Распутину), с тем отличием, что наш современник в «картинке» татарской деревни советского времени поднимает темы, открытые только в новое время. И тут надо понимать контекст: например, для тинчуринского театра до сих пор визитные карточки – это комедийно-мелодраматические спектакли, посвященные все той же советской деревне, но абсолютно безобидные по проблематике, по духу близкие к Шукшину. Поэтому лагерная тема, хоть и упакованная в любовную драму, – это абсолютно новый этап развития театра. Действие происходит в деревне, где соседи и бывшие одноклассники вдруг оказываются связаны единой репрессивной цепью – только один становится палачом, а другой жертвой, один доносчиком, а другой клейменным изменником родины и врагом народа. И женщины, и мужчины, руководствуясь то низменными эмоциями, то внушенными идейными убеждениями, творят своими руками историю – и делают это абсолютно, кажется, по собственной воле, разбивая семьи и подкидывая в пасть государства очередную жертву.
Несмотря на «наивную», сентиментально-примиряющую художественную форму спектакля (портрет генералиссимуса во всю высоту сцены; юродивый ребенок, зачатый от следователя, должен воссоединиться с отцом-узником и стать прообразом потомка этого разделенного на лагеря общества; мифологическая волчица Ашина, взывающая к совести человечества), все же он четко поднимает актуальную тему отношений личности и государства, тему выбора, всегда имеющего последствия. Ржавчина платоновского «Котлована» в сценографии, детективная, словно в навечно обреченном повторе допросов в застенках, интрига в сюжете и фольклорно-мистическая стилистика в пластической организации спектакля, выходящего то сатирическим, то абсурдистским, то назидательным, делает эту премьеру театра высказыванием, где этическое слито воедино с эстетическим и едва ли не важнее.
Попыткой критически осмыслить советскую литературу, советский миф стала инсценировка татарским ТЮЗом им. Габдуллы Кариева повести фантаста, авангардиста и военного корреспондента Аделя Кутуя «Приключения Рустема» (режиссер Тимур Кулов). Это произведение с нелегкой судьбой. Сегодня его изучают в школьном курсе национальной литературы, а когда-то оно 15 лет после войны до оттепели ждало своей публикации. Главный герой – автобиографически это сын писателя, ему обращены реальные письма, которого Кутуй так и не увидел после ухода на фронт в 1942 году, так как умер через месяц после окончания Великой Отечественной, – подросток Рустем. Он принимает решение идти на бой, чтобы помогать отцу, съев магический цветок папоротника и став невидимкой.
Спектакль, как комикс, изобретательно построен на буффонном перевоплощении актерского дуэта Альбины Гайзуллиной и Булата Гатауллина. Инсценировка полна пародийной иронии и анекдотического сарказма по отношению к «гайдаровскому» пионерскому задору, въевшемуся марксизму-ленинизму, ложно коммунистическому пафосу и такой знакомой шпиономании. Но, заканчивая спектакль патетически сыгранной сценой письма матери Рустему, режиссер словно возвращается в музейный театр 50-х годов. Так что игра в деконструкцию еще не захватывает татарский театр сполна, а лишь высвечивает его более традиционное, даже лубочное подчас бытование, но и уже явный, хоть и отсроченный запрос на развитие и эксперимент не только на площадках новой формации (лидирует в этом независимый театр «Мон»), но и на постсоветских сценах.
Казань–Москва
