Владимир Василенко и Татьяна Шатилова в спектакле РАМТ «Здесь дом стоял». Фото РИА Новости
Ностальгия по советскому времени то забывается, то снова становится модной темой. Сегодня воспоминания об ушедшей эпохе словно обретают краски заново, и в этой памяти теперь громко звучат прямые переклички с нашим временем. Театры обращаются к бронзовой советской классике, народным хитам и театрализуют акцию памяти.
Сергей Безруков в Московском губернском театре реконструирует советский репертуар последовательно: после «Василия Теркина» Твардовского театр включил в афишу постановку повести Бориса Лавренева «Сорок первый». Инсценировать повесть поручили Ивану Пачину – режиссеру, который делает акцент на театр физический, так что на выходе идеологическая советская классика про времена революции, противостояние красных и белых должна была быть раскрыта современными театральными средствами, чтобы хоть как-то освежить ее устаревший пафос. Сюжет спектакля равен любовному конфликту повести: вспыхнувшей поперек политики страсти поручика белой армии Говорухи-Отрока и «красной» Марютки, лучшего стрелка отряда красноармейцев, пленившего врага.
Любовь в противоречащих обстоятельствах с трагическим финалом – интрига на все времена, а если взять во внимание, что развязку инициирует именно Марютка, то и вполне современная. Хотя идеологическая установка у Лавренева в повести еще и кровожадная, что большевик (читай глазами театра: патриот) никогда не пожертвует долгом ради чувства – ох, как ставится временем под сомнение, временем, где понятие долга подчас глубоко исковеркано. Решить сочувствовать главной героине, еще и так энергично, чувственно сыгранной Ириной Токмаковой, или осудить ее, театр оставляет, к счастью, на волю зрителя. «Пролетарский» образ традиционно всем понятнее – Марютка груба, неотесанна, но чиста и честна до конца. А вот что такое белогвардеец, еще и на «гноище революции», осколок потерянной и обесчещенной культуры, в спектакле совершенно не осмыслено ни режиссером, ни актером-исполнителем. Еще и с купированным текстом совсем остается не образ, а формальность. А ведь даже словами Лавренева, хоть и обрисован поручик как слабый человек, его пацифистский монолог о духовной капитуляции сегодня звучит куда как актуально.
Второй половине ХХ века посвящена необычная премьера РАМТ «Здесь дом стоял». Спектакль-вербатим собран Мариной Брусникиной и Андреем Стадниковым по воспоминаниям старшего поколения труппы. Причем не о Центральном детском, как тогда именовался РАМТ, в его тогдашние годы (а все нынешние старожилы, заслуженные и народные, пришли сюда служить в 70-е годы и многие были воспитанниками знаменитой студии при ЦДТ). Нет. Хотя реальный «портрет» актера и «портрет» актера в роли в постановке будут взаимодействовать – и в этом, по сути, главный фокус. Актерам здесь впервые дана возможность говорить от первого лица. Но нелегко этот прием дается артистам старой школы. Они рассказывают о своем становлении, о том, что объединяло (условия жизни ведь у всех были практически одинаковые) их детство в разных уголках Советского Союза – от Москвы до Киева и Дальнего Востока.
Сцена из «Бременских музыкантов» Театра им. Моссовета. Фото Елены Лапиной. |
Вербальные путешествия по местам рождения составляют контрастную часть спектакля (но и тут есть объединяющий образ – старой Москвы). Разнятся и эмоции рассказчиков: если в монологе Татьяны Шатиловой есть наивное юношеское восхищение демонстрацией рабочих завода, то в речитативе Татьяны Курьяновой нет и капли романтизма – репрессии разорвали ее семью. Если в воспоминаниях Андрея Сорокина есть строгий пиетет подростка перед дедом-фронтовиком, то повествование Владимира Василенко, напротив, посвящено детскому бесстрашию, играм на «развалке» – руинах разбомбленного дома.
Спектакль пока существует на сопротивлении, но как бывает с только отучившимися артистами, когда им необходимо разыграться, артистам старой школы, с легкостью входящим в перевоплощение, наоборот, сложно слышать собственный голос (тем более что сценарий местами проваливается и его надо вытягивать); для них вызов раскрываться перед зрителем, снимать театральную маску и выстраивать особую дистанцию в триединстве я-актер-образ.
В Театре Моссовета вышли «Бременские музыканты», сказка в знаменитом переложении Геннадия Гладкова и Василия Ливанова на музыку Юрия Энтина, ставшая юношеским хитом 70-х годов. Вообще этот советский сценарий на текущий сезон заявили немало театров – от Петербурга до Новосибирска – как шанс сделать зрелищную постановку для массовой аудитории. Евгений Марчелли подошел к делу основательно, сделал попытку поставить настоящий мюзикл, все-таки хит Моссовета, хоть и драматического театра, – мюзикл «Иисус Христос – суперзвезда», так что надо соответствовать, тем более когда через дорогу театр Швыдкого! Поэтому по музыкальной части актеры вполне подготовлены – был приглашен на репетиционный процесс и дирижер (Джереми Уолкер), и музыкальный продюсер (Мария Галлиардт), и аранжировщик (Евгений Иков), чего, правда, не скажешь о пластической части. В спектакле много танцевальных номеров, и хотя задействована молодая часть труппы, нет того чувства ритма, пластической отзывчивости актеров, слаженности ансамбля, особенно необходимых для мюзикла. Сценарий тоже пока не освоен – соединять драматическую и вокальную линию актерам пока сложно – часто теряется стержень повествования. Так что в синтетической форме, безусловно, лидируют только артисты, имеющие релевантный опыт – Валерий Яременко («гениальный сыщик»), чей вокал выверен, а каждое движение отточено, при этом сценическое обаяние актер раскрывает буквально двумя-тремя сценами, – и Роман Кирилов в гротескной роли начальника королевской охраны – усатого и напыщенного коротышки, действительно очень смешного.
Да, премьера пока имеет шероховатости, да, смена логотипа и нового стиля оформления интерьеров театра вызывает не только восторженные отклики, да, курс театра меняется с работы на премьеров на планомерное развитие в интересах абсолютно разной аудитории, и каждая премьера Марчелли это подтверждает. С момента назначения на пост худрука вокруг режиссера не утихают дрязги и подковерные игры – ему ставят в вину уход из труппы Александра Домогарова и Виктора Сухорукова, сложности в отношениях с Юрием Ереминым и еще множество мелких и не очень «оплошностей». При этом то, что театр впервые за много лет реально старается развиваться, а не покрываться пылью, как это было в последние годы руководства Павла Хомского и после его ухода из жизни, при худсовете – хулители якобы не замечают. Видимо, недоброжелатели очень жаждут вновь вернуть театр в замершую тину аквариума.