Гадание Марфы на острове Канта

Клеман Нонсье и резидент фестиваля Российский национальный оркестр. Фото со страницы Кафедрального собора Калининграда в «ВКонтакте»

У стен Кафедрального собора на острове Канта прошел фестиваль «Территория мира». Три насыщенные программы подкрепили фестивальный тренд знакомить публику с новыми именами и музыкой, редко исполняемой в этом краю.

Музыканты известные и только начинающие свои большие карьеры искали здесь рифмы, смыслы и контрасты между концертом Бруха, гаданием Марфы из «Хованщины» Мусоргского, «Бурлеской» Рихарда Штрауса, «Танцем рыцарей» из «Ромео и Джульетты» Прокофьева и еще многими другими сочинениями русских и зарубежных композиторов. «Территория мира» для таких поисков – название безупречное, как идеально для репертуарной драматургии фестиваля и географическое пространство, достаточно лишь взглянуть на карту, чтобы в этом убедиться.

Нет сомнений, что до событий февраля прошлого года потенциал «Территории» в Калининграде содержал постепенное и неуклонное включение в свою орбиту музыкантов со всего мира, как минимум из стран Балтийского региона, укрепляя международный статус и престиж города, расположенного стратегически и логистически чрезвычайно выгодно. Будущее в глазах идеалистов рисовалось невероятно радужным и многообещающим, сулящим возможное превращение города в уникальную международную фестивальную точку. С тех пор вся «международность» осталась лишь в списке композиторских имен от Бизе, Дебюсси и Равеля до Прокофьева и Щедрина. Впрочем, в этом году все же единственное зарубежное имя возникло и среди исполнителей, которым оказался настоящий французский дирижер Клеман Нонсье, серебряный медалист Международного конкурса пианистов, дирижеров и композиторов имени С.В. Рахманинова.

Так же как в Петербурге, куда турист из других уголков России едет, чтобы почувствовать себя как в большом европейском городе, в Калининграде возникает ощущение, что ты попал на совершенно особую территорию, где образ мысли и архитектурные формы диктуются памятью территории, прусскими ландшафтами, богатым довоенным наследием немецких зодчих. Здесь прошлое имеет значение больше настоящего, а будущее словно поставлено на неопределенную паузу. Многие новые жилые кварталы в порыве конкуренции стремятся восстановить силуэты прошлого, заполняя возникшие пространственно-временные пустоты. Здесь предельно остро чувствуются парадоксы исторической справедливости, а вместе с тем еще пронзительнее – вопрос границ и мечты об их стирании. Во имя бетховенского «Обнимитесь, миллионы», поскорей уже обнимитесь, похороните навсегда войны – пережиток дикого варварства! Когда проходишь мимо безликой пятиэтажки, замечая на ней табличку о том, что на этом месте стоял дом, где родился и жил 16 лет автор «Критики чистого разума» Иммануил Кант, мгновенно воспринимаешь себя, такого, казалось, далекого, причастным к судьбам мира. А уж как активизируется работа воображения, когда ты понимаешь, что здесь же жил сам Э.Т.А. Гофман! У фестиваля «Территория мира» есть несколько задач, среди которых и прагматичные, и идеалистичные, с которыми он справляется в разной мере успешно. Но ясно, что интерес публики к событию громадный.

Прав был молодой дирижер из Петербурга Ярослав Забояркин, открывавший «Территорию мира», поделившись своим впечатлением о силе места проведения этого фестиваля – на острове Канта у стен Кафедрального собора. Помимо фасадов многовековой Истории менять сознание с суеты на вечное помогает и вода, смывающая все ненужное, отделяющая остров от клипового мельтешения повседневности, и погода, под идеальный аккомпанемент которой проходили симфонические сессии. В этот раз программы «Территории» и изобретательные ансамблевые комбинации ее участников меньше всего походили на услугу для непритязательного паркового отдыха, но дали повод для интенсивных интеллектуальных размышлений, разгадывания музыковедческо-культурологических ребусов.

На первом концерте рядом со Скрипичным концертом Бруха, где солировал Вадим Репин, соседствовала репертуарная редкость – Рапсодия для кларнета с оркестром Дебюсси, в которой открытием стал элегантный виртуоз с оперной фамилией Сергей Елецкий. Брух разворачивал взгляд слушателей в сторону синагоги, расположенной в сотне метров, образовывая диалоговый мост между ним и Кафедральным собором, построенным в XIV веке. А «Цыганка» Равеля создавала парадоксальный резонанс между тем и другим, выстреливая ассоциацией под маской Эсмеральды из «Собора Парижской Богоматери» Гюго. В контрапункт с ними вступал балет в виде сюит из «Золушки» и «Ромео и Джульетты» Прокофьева, в которой «Танец рыцарей» выстраивал ассоциации с наследием Тевтонского ордена, напоминанием о котором служат руины королевского замка неподалеку от Кафедрального собора.

Ярослав Забояркин показал себя не только как чуткий и технически оснащенный дирижер, принявший вызов в виде Российского Национального оркестра и музыки, которую дирижировал впервые, но и прежде всего как очень театрально мыслящий симфонист, выдавший в себе верного ученика маэстро Юрия Темирканова. Для полноценности впечатления очень не хватало лишь хорошо отстроенного звукового баланса между солистом и оркестром, вызывая массу вопросов о качестве технической поддержки. Ухо не только искушенного эксперта, но и дилетанта распознавало невнятицу симфонической вертикали, в которой спорадически, особенно в разделах tutti, то полыхали, то гасли те или иные мелодико-тембральные линии оркестровых групп. Эффект мутного стекла мешал ясности восприятия шедевров. Больше всего везло лишь солистам, имевшим персональные микрофоны, но даже рояль Дениса Мацуева, льва российской пианистики, в последнем концерте «Территории» регулярно тонул в оркестровой массе.

Второй концерт фестиваля стал мощной олимпийской кульминацией этого года, когда один за другим выступили семь лауреатов XVII Международного конкурса им. Чайковского. Те, кто завтра будет определять картину исполнительского искусства России и, посмеем понадеяться, как можно скорее мира, уже сегодня очень радовали уши и души своей «взаимной разнотой», если воспользоваться словом Пушкина. Впечатления от их исполнения можно было расположить на шкале «ученичество–независимость», ибо были среди выступивших и те, в игре которых пока еще слышался школьный академизм, на фоне которого ярче блистали птицы высокого полета. Так, фурор произвел трубач Семен Саломатников с третьей частью Концерта для трубы с оркестром Щедрина, отметивший в день выступления свое всего лишь 16-летие. Вольный ветер его безграничной виртуозности пронесся дерзким ювенильным вихрем. Ему вторила Софья Виланд в «Блестящей фантазии на темы оперы «Кармен» Бизе–Борна, в которой, как на захватывающем аттракционе, приходилось сбивать инерцию восприятия до боли знакомых мелодий. Поразительной феноменальностью звука, техники, чувством меры и стиля, безупречным владением временем покорил баритон Максим Лисиин. Гран-призер конкурса Зинаида Царенко показала, что такое власть женщины, в третьей арии Далилы из «Самсона и Далилы» Сен-Санса и сцене гадания Марфы из «Хованщины» Мусоргского, где словно приостановила время, чтобы прозреть, увы, не самое веселое будущее. Клеман Нонсье за пультом показал, что такое французская интеллигентность, способность слышать чужого как своего. И как правильно было завершать фестиваль «Рапсодией на тему Паганини» Рахманинова, в которой Денис Мацуев вместе с маэстро Дмитрием Юровским провели симфонический диалог, а скорее полилог с залом, о гибельных последствиях сделки с дьяволом. 

Калининград–Санкт-Петербург