Владимир Дудин
Софья Андреева играет старшего лейтенанта милиции Людмилу (Люську) Локтеву. Фото Алексея Иванова предоставлено пресс-службой театра
Петербургский театр «Суббота» открылcя последней премьерой минувшего сезона – «Планетой людей» по мотивам Антуана де Сент-Экзюпери в постановке Андрея Сидельникова. А продолжил свежей премьерой – криминальной комедией «Опера нищих» по пьесе Семена Саксеева в режиссуре Петра Шерешевского.
Когда от «оперы богатых» ждать больше нечего, время идти на «Оперу нищего», такова уж магия слова «опера» для любого обывателя, а уж для оперомана и подавно. Но «Опера нищего» – случай особый и, конечно, совсем не оперный. Хотя это лишь как посмотреть, и, если учесть, что и с итальянского, и с латинского это слово переводится как «дело», «труд», да и с «оперуполномоченным» опера – однокоренные слова, точек соприкосновения найдется достаточно.
Такому названию автор пьесы и создатели спектакля обязаны англичанам Джону Гэю и Иоганну Кристофу Пепушу, создавшим в 1728 году балладную «Оперу нищих» («The Beggar’s Opera»), подхватив идею самого Джонатана Свифта о «пасторали среди воров и шлюх», который обсуждал ее с поэтом эпохи Просвещения Александром Поупом. У Гэя с Пепушем были Пичем, Люси, Полли, Мэкхит, в пьесе Саксеева они сохранили не только свои имена, но и фактически род деятельности тоже. Мистер Пичем («преступный лидер, предающий или бросающий воров, разбойников и проституток, когда они ему больше не нужны») стал «криминальным авторитетом» Пищиком. Гэй с Пепушем прибегли к форме трехактной оперы, прежде всего как к жанру, впрямую ассоциирующемуся с искусством для богатых, чтобы убить общественность сильнодействующей метафорой «опера нищих», ткнув ее взоры в сторону социального дна, показать антиоперу, собранную из народных баллад, популярных мелодий из песенных сборников. В спектакле Петра Шерешевского тоже звучат до боли знакомые песни, разложенные на «квинтет уголовников», но почему-то кажется, что британские нищие росли на куда более целебных балладах, чем герои пьесы Саксеева, которым песни вроде «А белый лебедь на пруду» или «За милых дам» нанесли на всю жизнь незаживающие ментальные травмы. Впрочем, вести дальше сравнительные характеристики двух «опер», появившихся на расстоянии трех веков, было бы делом не слишком благодарным, хотя, возможно, и очень занятным для въедливых музыковедов.
«Опера нищего» в «Субботе» маркирует свои события 1996 годом – годом нервных и сложных выборов, избрания Бориса Ельцина на второй срок, годом съемок «Брата», одним из годов лихих 1990-х, когда статус Петербурга стал стремительно меняться с культурной столицы на криминальную. Спектакль получился очень ленинградским, точнее, конечно, уже петербургским, поскольку городу вернули историческое имя к тому моменту вот уже как пять лет. Локации своих «подвигов» карманник Новиков (Артем Лисач) докладывает жене Пищика незадолго до своего убийства, словно отвечает урок географии в школе. В сцене с юной проституткой с балетной кличкой Аврора (актриса с незабываемыми глазами Александра Маркина) упоминается институт на Моховой, куда она, наивная, прилетела в культурную столицу из далекого Норильска читать на вступительных экзаменах Ахматову, но на стипендию же никогда было не прожить.
В камерном пространстве этого театра все видится словно в широко раскрытую замочную скважину, зрители сидят словно заложники, немые свидетели преступлений, творящихся у них на глазах. И когда бандюган по кличке Паяльник наставляет пистолет в монитор, хочется нагнуть голову и поскорей выбежать из зала, чтобы не стать жертвой перестрелки. Григорий Сергеенко, явно и сам прошедший сквозь строй 90-х, играет этого подонка со своей мудростью и философией по понятиям так, будто и не играет вовсе, а вот он, настоящий, никуда не исчезнувший со временем, выползший, как живучая крыса или таракан. Героев в этой пьесе нет – все как на подбор, антигерои антиоперы, их бы не видеть больше никогда. Декорации (художник Фемистокл Атмадзас, художник по свету Евгений Ганзбург) и дают сполна ощутить это искаженное «весь мир – тюрьма», где вместо колонн ионического ордера – толстые грязные стволы березок, за которыми клетка камеры, а боковые части этой складной конструкции – жилище Пищика, легко превращающееся в кабинет полковника милиции Локтева или офис борделя на Староневском. Все тут одним миром мазаны, все друг друга снимают на видеокамеру, все доносят, все будут похоронены на одном кладбище, судя по мраморным памятникам с портретами героев, проросшим тут же, рядом с березками.
Зритель, живший в 1990-е, переживает этот спектакль как тяжелый разговор в кабинете у психолога о травме своей школьной юности, когда отчаянно думалось: ну, почему рядом с тобой существуют те, кому закон не писан, почему они могут уродовать этот мир своей мерзкой философией зоны и стада, накачивать его ежедневно злобой и жлобством, самовоспроизводить насилие, держа всех в страхе, жить в грязи и во лжи, делая вид, что можно только так? Его словно усаживают смотреть сериал о бандитском Петербурге, как Берджесс насильно заставил своего героя «Заводного апельсина» в порядке преступного научного эксперимента смотреть сцены насилия. Но Петр Шерешевский, обожающий работать с такими сюжетами, фактурами, типажами, делает все для того, чтобы липкий страх не застревал в печенках, а тут же трансформировался в беспощадный защитный злой смех вперемешку со слезами и жалостью. Вставшие на путь зла отцы в этой «Опере нищего» получают по заслугам и своих дочерей. У Пищика (Геннадий Алимпиев) дочь Полина (Анастасия Полянская) втайне от родителей выходит замуж за главаря группировки Молотова по кличке Мэкки (Владислав Демьяненко), а Люська, старший лейтенант милиции Людмила Локтева (Софья Андреева) – плохо образованная дочь полковника Локтева, ненадолго помогает бежать Мэкки. Эту Люську играет удивительная поющая актриса, которая и поет, и играет наотмашь, словно выносит беспощадный приговор. В спектакле «Планета людей» она и вовсе кажется реинкарнацией Эдит Пиаф, маленький хрупкой француженки, покорившей своими песнями мир.
Не думается, что баллады в английском оригинале играли ту же драматургическую роль, что песни в «Опере нищего», которые звучат здесь лишь для того, чтобы с ними расправиться, ведь они не привели ни к чему хорошему. Они не спасают и в спектакле, не являются никаким «лучом солнца», вызывая желание слышать их в первый и последний раз, чтобы окончательно закрыть печальный гештальт. Звуча здесь, пусть и в сопровождении такой изысканной штучки, как колесная лира в дуэте с балалайкой (за аранжировки, как и за всю музыку отвечал «Ванечка, Оркестр приватного танца»), они все равно затмеваются рукодельными, в камере выточенными колотушками-маракасами в ансамбле с пилой и стиральной доской, которыми орудуют сами актеры, пронзительно точно играющие и поющие. Конечно, немного больно слышать в хорошо знакомой записи чистый мальчишеский голос про «Дремлет притихший северный город», словно хирургический акт удаления злокачественной опухоли, акт разоблачения, утраты веры в так активно насаждаемое когда-то «светлое будущее», ведь на этой песне рос харизматичный авторитет Молотов-Мэкки, принятый в пионеры, но не прочитавший, по его словам, ни одной книги. А уж какой ехидной гримасой-предъявой звучит в финале заэксплуатированный до неприличия советский хит про «Мы желаем счастья вам», с которым, вероятно, жить придется еще очень долго.
Санкт-Петербург
