Марина Гайкович
Арлекин здесь – злой гений театра.
Фото Андрея Чунтомова/Пермский театр оперы и балета
Последняя премьера Пермского театра оперы и балеты в уходящем сезоне – опера Верди «Бал-маскарад». Спектакль доверили режиссеру Владиславу Наставшевсу, режиссеру, который за предыдущую свою работу здесь – постановку «Евгения Онегина» – был отмечен «Золотой маской» за режиссуру. «Бал-маскарад» стал последней работой Миграна Агаджаняна в качестве главного дирижера театра.
Наставшевс, как и в другой постановке – опере «Демон» в Большом, – точкой отсчета для своей концепции выбирает прием театра в театре. Но амбициозно пытается избежать банальности, от изображения уходя в исследование психологии людей по ту и другую сторону рампы, да и вообще театрального незримого, того, что, очевидно, и есть магия театра.
Наставшевс расслышал в вердиевской партитуре буффонные ноты россиниевских или даже моцартовских партитур, и одновременно – ее стремление вперед, к концу XIX века, к веристской опере. И это взаимодействие традиций оказалось очень любопытным. Комическое (через фигуры заговорщиков) здесь вступает в диалог с лирическим: так «самую мелодраматичную из мелодрам», по определению современника Верди, авторы спектакля представили как трагифарс. И, надо сказать, это было поддержано дирижером: Агаджанян очень умело переводил условную театральность с ее иронической отстраненностью в открытую романтическую экспрессию.
Сюжет спектакля строится вокруг некой провинциальной театральной труппы: артисты комедии дель арте исполняют оперу Верди «Бал-маскарад». Покосившиеся деревянные подмостки, старый занавес, шаткий гримерный столик. По замыслу сценографов, а здесь Наставшевс работал в паре с Валерией Барсуковой (декорации) и Майей Майерс (костюмы), спектакль развертывается к финалу, словно обнажая слой за слоем. Во втором действии уходит рамка сцены, открывая истлевший задник, в четвертом остаются лишь ящики декораций, а видеопроекция, мультиплицирующая как в негативе картинку сцены, выводит эту историю на вневременной уровень: среди артистов, вышедших на поклоны, есть и наши современники.
В режиссерском фокусе «Бала-маскарада» – фигура артиста, влияние профессии на личность. Меняет ли ежедневное проживание чужих судеб твою собственную судьбу? Есть ли вообще грань между личным и профессиональным? Ты выкладываешься на пятьсот процентов, но тебя в момент самой личной сцены публика закидывает помидорами и осмеивает. Ты звезда, но одержим сомнениями – а что за сценой, что здесь твое, личное, не для публики (Амелия)? Наконец, ты так выкладываешься, что умираешь в роли (Риккардо). Или ты настолько хорош, что публике кажется, будто ты поешь от себя, не от героя, публика в слезах, но ты последним жестом даешь понять, что это – игра, роль (Ренато). И порой создается ощущение, что любовный треугольник здесь не между двумя мужчинами и женщиной, но между человеком (артистом), его ролью и собственной жизнью.
Театр изматывает, лишает сил, меняет жизнь или дарит энергию, наполняет – театр берет над тобой верх. И этот момент очень здорово решен в постановке через фигуру Оскара (Арлекина), незримого духа театра, который может возвести тебя на вершину блаженства, а может низвергнуть с нее: и все во имя Игры. В этой роли блистательно выступила Ирина Байкова: певица незаурядного дара словно родилась с пластикой артиста комедии дель арте.
И хотя собственно вердиевская сюжетная коллизия практически нивелирована (выстроить систему взаимоотношений внутри разыгрываемого спектакля сложно, она все время размывается режиссерской надстройкой), сам гений Верди, прежде всего как музыкальный драматург, скрепляет целое.
К тому же премьерный кастинг был столь блистателен, что шансы на неудачу были сведены к нулю. Анна Нечаева – впечатляющая внутренним драматизмом и лирикой певица – раскрыла Амелию как рефлексирующую актрису и женщину. Владислав Сулимский (Ренато) покорил умением завораживать зал, вымышленный и реальный. Ксения Дудникова (Ульрика) отлично разыграла фальшивую колдунью в образе женщины-вамп. Все это приглашенные звезды из Петербурга и Москвы, не требующие отдельного представления, кроме, пожалуй, замечания, что такой состав мог бы сложиться и на престижных сценах Европы. Наконец, солист Пермского театра Борис Рудак, чей Риккардо (умирает понарошку) вызвал столько сочувствия у зрителя, что сорвал самые бурные овации. В «Паяцы» «Бал-маскарад» все же не превратился. И правильно: шоу должно продолжаться.
Пермь–Москва
