Куда подевались подлинники?

Вокруг героев – копии знаменитых полотен. Фото с сайта www.sti.ru

Семью Гулячкиных режиссер Сергей Женовач и сценограф Александр Боровский поселили не в коммунальную квартиру, в которой от забивания гвоздей у соседей кастрюли на голову опрокидываются, хотя подобное случается и в этом спектакле. Такое впечатление, что не гастрономию, не продуктовую лавку держали до советской власти прежние владетели, ныне советские граждане, а вели другой бизнес – сбывали копии шедевров живописи.

На сцене подсобное помещение, в котором стеллажи с полотнами – от Рубенса до Малевича – густо зафиксированы на сетках. И они движутся… Собрание копий, повторов и прочей кальки весьма внушительное, поскольку ряды, установленные в правой кулисе, уходят еще и в глубь сцены. Возможно, именно копия, подделка – ключевые слова к сути новой работы СТИ.

В царстве имитаций живут не только Гулячкины, но и остальные действующие лица. Пародия Эрдмана на маленького человека, кажется, не волновала создателей спектакля, равно как и не зажигались они желанием сатирически вывести на чистую воду мещанство, что в свое время сделал Мейерхольд.

Потеряв нить смысла существования, каждый по-своему с ума сходит. Волнует ли судьба императорского дома коммерсанта Олимпа Сметанича (Алексей Вертков) или Тамару Леопольдовну (Татьяна Волкова) – господ из бывших? Платье царской особы Александры Федоровны, сохраняемое в сундуке (не очередная ли подделка?), – ставка в игре, а что ежели вдруг власть переменится, а в итоге орденок повесят за сохранение «святыни».

С одной стороны, ушлые приспособленцы стремятся добыть родственников с партбилетом, с другой – мечтают породниться с императорским домом. Спектакль не про тех, не про них в далекие 20-е, а про нас, про наше время, общество, погрузившееся с головой в циничное богатство оттенков и нюансов имитаций, в щедрое риторическое бесстыдство.

Кстати, поговорите с искусствоведами, которые скажут вам, до какой степени современный рынок наводнен копиями, выдающими себя за оригиналы. Но Женовач ставит, естественно, не про манию фальшака, а про более тревожное состояние социума, потерявшего разницу между настоящим и ненастоящим.

Вот Павел Гулячкин (Сергей Аброскин), гимназий не кончавший, своей мамаше Надежде Петровне (Ольга Калашникова) в самом начале спектакля преподает урок политического выживания на примере изобразительного искусства. С одной стороны – пейзаж «Вид Копенгагена» для своих, а с другой – портрет Карла Маркса, который пригодится на случай, если нагрянет комиссар. Гулячкин на этой презентации воображает себя трибуном, локотками опираясь на «икону мирового пролетариата». А вдруг?! Вот только верный мандат получит, и кто знает – такой вождь может двинуть массы к светлому будущему.

Но! Бедолаге надо б вступить в партию. Только при этом раскладе выпадет заветное очко – удачливый брак: сын Сметанича Валериан (Глеб Пускепалис) женится на сестре Гулячкина Варваре (Екатерина Чечельницкая). Но! В интригу включается сундук с платьем – единственный предмет бутафории на сцене. В сундук по нелепой случайности запирают кухарку Настю (Елизавета Кондакова). Вдобавок по комическому стечению обстоятельств она похожа на великую княжну Анастасию Николаевну, в спектакле, кажется, это учитывается. Актриса и вправду похожа. И Олимп Сметанич, и его сын, Автоном Сигизмундович (Андрей Шибаршин), разговаривая с сундуком, из коего торчит краешек белого шелка, узнают, что, во-первых, барышню зовут тоже Настей, во-вторых, отчество у нее царское Николаевна. Этого достаточно, чтобы поверить во встречу с княжной. А уж когда ее вызволяют оттуда в том самом белейшем платье, то у компании не останется вопросов – перед ними царственная Анастасия. Тут на сцене высвечивается и копия портрета княжны. И уже сын Сметанича готов молниеносно жениться на ней, забыв о помолвке с Варварой.

В этой сцене свершается почти гипнотическое явление. Является чудо: из сундука в белом платье с фатой во весь рост оживает княжна, она же кухарка, та самая, что начиталась дешевых романов про «принцесскую» жизнь маркизов и графов. Час торжества, триумф мечтаний Насти. Дешевый символизм происходящего увлекает и компанию сильных мира сего, сообщает им значимость и причастность к судьбе России на безмерном складе копий мировой живописи, в антураже и хороводе подделок.

В спектакле нет главных и второстепенных лиц, как это случается во многих спектаклях Сергея  Женовача. С азартом, легкостью, юмором актеры ловят разнообразные оттенки псевдосуществования. Гулячкин здесь – лишь одно лицо из многочисленных физий в портретной галерее. Все они – копии людей, эрзацы живого. Он со своими небольшими способностями пытается встроиться в мир больших копиистов. Его антагониста Ивана Ивановича Широнкина (Александр Суворов), по сути, отличает одно: мелкая мстительность и любовь к милиции – злобный мещанин с той самой кастрюлей на голове.

Причем все вроде бы похожи на людей: актеры не впадают в карикатуру. Блистательные репризы Эрдмана отыгрываются ими с учетом обстоятельств пьесы, а не подаются, чтобы рассмешить зал. Оттого становится еще смешнее.

Порой лица их мы видим через сетку стеллажей. Но не их силой затолкали в тюрьму, они сами сели в клетку, потеряв какие-либо ориентиры, и потому ли, что часто их меняли, или просто потому, что таковых не имели вообще.

Свадьбы не будет, княжна окажется кухаркой, никого не посадят, несмотря на выставленный портрет императора Николая. «Неужели в нас не осталось ничего настоящего?» – обратится со сцены в зал Алексей Вертков.

Победят ли оригиналы агрессию копий – вопрос современному зрителю. Настоящие ли мы?