Актеры в спектакле «Ребенок» взаимодействуют с помощью интонаций, междометий, пауз, обрывков фраз. Фото с сайта www.goldenmask.ru
Драматический конкурс премии «Золотая маска» терпит, как и в прошлом году, серьезные изменения в обстоятельствах представления номинантов. Часть выдвинутых региональных постановок до Москвы не доехала по изначальным установкам, а иные и в самый разгар конкурса. Причины театрами преподносятся как технические, на деле же имеют под собой исключительно цензурные мотивы.
Стоит пройтись по алфавиту. Большая форма. «Атиллу» Южно-Сахалинского «Чехов-центра» не только не собирались везти на показ в столицу, но и сняли с репертуара театра. В чем же причина? Спектакль Петра Шерешевского по послереволюционной пьесе Евгения Замятина был посвящен падению Древнего Рима под ударами гуннов и вандалов и тому, как право силы рушит любые законы. Из сохранившихся свидетельств местных рецензентов можно узнать: «весь мужской состав труппы «Чехов-центра» играл в войну». В малой форме конкурса неприезд «Анны Карениной» из новосибирского «Старого дома» можно трактовать так же. По сюжету театрального ремейка романа Каренин – топовый чиновник в правительстве страны, занятой подготовкой к войне.
«Дикая утка» новосибирского «Красного факела» улетела в небытие по причине запрещенной фамилии режиссера (так же как московский «Костик» Дмитрия Крымова). «Материнское сердце» Андрея Могучего жюри должно было посмотреть на родной сцене БДТ – и остается только гадать, так ли уж сложен технический райдер или «страшнее» было то, что героиня Нины Усатовой в спектакле едет, спасая сына от тюрьмы, искать заступников и доезжает до самого Кремля. «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентельмена» театр Ленсовета отказался везти в Москву за неделю до гастролей, и, судя по тому, сколько театральных отмен за это время произошло по указке петербургского губернатора, сомневаться в причинах не приходится, тем более что на сайте невозможно найти имя создателя постановки – режиссер Борис Павлович вычеркнут. Следующий показ заявлен только в мае и успело ли жюри отсмотреть спектакль вживую – большой вопрос.
Если вычесть всех опальных режиссеров (их с каждым месяцем становится все больше), круг потенциальных лауреатов заметно сужается. Учитывая еще и то, что по решению учредителя премии Союза театральных деятелей режиссеры на премию не выдвигаются вовсе – для того чтобы в конечном итоге не номинировать и не награждать тех, «кого нельзя называть», например Крымова или Римаса Туминаса. Многие спектакли выглядят в афише «Золотой маски» крайне странно, когда отмечены исключительно актерские работы и работа художников, что еще раз доказывает, что сегодня время режиссерского театра. Поколеблется ли его величие в российском контексте уже из-за политических отмен или нет – покажет время.
Повезло разве что Антону Федорову, который, будучи режиссером, сам во многих постановках отвечает и за сценографию. И потому шансы хотя бы на какую-то награду повышаются. В драме «Ребенок» Воронежского камерного театра по пьесе Юна Фоссе на сцене игровая платформа, которая кажется монолитной, но постепенно ее разделяют на фрагменты, как распадаются на этапы отношения героев Агнес (Яна Кузина) и Фредерика (Михаил Гостев). Они встречаются случайным дождливо-пьяным вечером в прологе, в финале же зритель их видит в больнице в момент потери первенца.
Антон Федоров, который в последние сезоны уверенно выходит в лидеры поколения сорокалетних, предлагает актерам сугубо авторский стиль существования на сцене. Даже текстовую основу спектакля он уводит в невербальную театральную ткань – большую часть времени актеры взаимодействуют с помощью интонаций, междометий, пауз, ошметков/огрызков фраз, вплоть до пантомимы, а главным приемом оказывает repit – повторяемость действий, отражающих зацикленность абсурда жизни и презренности быта. Сюжет проистекает исподволь, идет через реперные точки, словно показывая события через призму чьего-то взгляда. И поэтому у Агнес живот появляется, как надуваемый шарик, приход тещи (Эвелин – Тамара Цыганова) обставлен как ситком, где та зарывается с головой в принесенные пакеты со скарбом, а одиночество и ужас ожидания в больнице Фредерик переживает, пытаясь отвертеться от навязчивой швабры уборщицы и наблюдая неведомое перешептывание врачебного консилиума.
Все это создает тонкую атмосферу знакомых каждому ощущений и впечатлений. Вот молодожены смотрят съемную квартиру, поддакивая риелтору (платформа видеопроекцией расчерчивается на комнаты), вот больничный предрассветный сон почти переходит в галлюцинацию и 3d – морская волна захлестывает сцену. Но привычное и узнаваемое режиссер деконструирует, поэтому никакого слезного финала не предусмотрено, несмотря на драматизм темы. Так же как и у его мастера Юрия Погребничко, у Федорова никогда нет истинной завершенности и густоты эмоциональной краски – есть попытка воссоздать на сцене концентрат жизни в очень конкретном, но не проговариваемом ее качестве – утекающей сквозь пальцы, никогда не бывающей абсолютно черной или белой.
Другой номинант в «малой форме», «Серотонин» петербургского театра «Приют комедианта» в постановке Андрея Прикотенко, также подчинен меланхолии. Иван Волков, звезда Александринки, играет Флорана-Клода Лабруста, главного героя одноименного романа Мишеля Уэльбека. Моложавый мужчина в остром кризисе средних лет вспоминает свои любови и приходит к неутешительному выводу, что жизнь пропала, разбита вдребезги и ее не собрать. Символичные обстоятельства повествуют о том, что на фоне приема антидепрессантов Флоран окончательно теряет либидо – о чем он говорит с доктором и давним другом, такими же упадническими типами на грани отчаяния (Олег Рязанцев). Монолог Флорана сценически обставлен как прямая трансляция, герой как бы ведет свой предсмертный монолог в стриме. Но реализм тут же перекроен гротескной театральностью, иногда элементами капустника – все актеры одеты как паяцы в гофрированные воротники фреза (такие ведь носили европейские аристократы, а именно о них, но в новом времени речь и идет).
Технологичности обстановке на сцене добавляет транспортер с лебедкой, с его помощью на сцену выезжают, прикрепляя то костюм, то стул к крюку второстепенные персонажи – из его воспоминаний (сценограф – Ольга Шаишмелашвили). В финале на множество карабинов распадется-развесится единственный предмет душевной приязни Флорана – фортепьяно, к клавишам которого он время от времени обращается, как бы задавая самому себе ритм и настроение рассказа. Распад личности Иван Волков и играет.
Несмотря на затянутость трехчасового почти моноспектакля, он ни на минуту не выпадает из завораживающего зрителя состояния упоения французской буржуазной меланхолией, приправленной едкой философией, отличным чувством юмора и роскошью игры ума. Любопытно, как спектакль, выпущенный в начале 2022 года, через год местами звучит спекулятивно: сатира Уэльбека на Евросоюз с российской сцены сегодня воспринимается в абсолютно противоположном ключе.