Александр Матусевич
Герои античного мифа предстали не то героями «Пятого элемента», не то персонажами театра кабуки, но в костюмах по мотивам техники оригами. Фото Московской филармонии
В январе коллектив уже привозил «Севильского цирюльника» – Московская филармония выделила под визит гостя целый абонемент, в рамках которого он и прозвучал. А в прошлом году состоялся первый в истории визит нижегородцев на «Золотую маску»: театр тогда привез «Свадьбу Фигаро», спектакль, с которого началась новая эра в его истории.
В 2019-м завершилось 32-летнее директорство Анны Ермаковой в Театре имени Пушкина – целая эпоха, в которой много чего интересного было: и создание оперно-балетного фестиваля «Болдинская осень», и неоднократные гастроли театра по России и Европе, и мировые премьеры новых музыкально-театральных сочинений (Чалаева, Клиничева, Фертельмейстера и других композиторов).
Тем не менее это была определенно эпоха, не очень согласующаяся с современными трендами, – в театре превалировал русский репертуар, редкие западные оперы пелись исключительно по-русски, эстетика спектаклей была сугубо реалистической, без режиссерских и сценографическо-технологических новшеств.
Новое руководство решило поменять в театре буквально все. Из четырех спектаклей только один – по русской опере (взятая у Большого театра «Пиковая дама» Валерия Фокина), все остальное поется теперь на языке оригинала. У театра новый оркестр – музрук Дмитрий Синьковский интегрировал в его структуру свой аутентичный ансамбль La voce strumentale. И даже место проведения спектаклей теперь нередко приходится не по основному адресу – в частности, «Орфей» ставился не на сцене Пушкинского, а на стрелке Оки и Волги в концертном зале «Пакгаузы».
Упор был сделан на видеоарт, свет и костюмы, для пластического решения территории было немного (хотя балет все же сумели втиснуть). Словом, получился спектакль для концертного зала, некий компромиссный семи-стейдж-вариант – его бы и показать в Зале Чайковского, тем более что главная филармоническая сцена имеет богатую историю использования по театральному назначению.
Но нет: решено было дать лайт-версию, в которой до Москвы доехали только некоторые элементы нижегородского спектакля. Оркестр занял практически всю сцену, солистам для костюмированного лицедейства осталась лишь узенькая полоска авансцены, а видеоэкран, которому, казалось бы, и карты в руки, использовался почему-то очень ограниченно и в основном только вначале. Но зато как!
Входящих в зал зрителей встречал именно он: на нем постоянно что-то тревожно пульсировало, появлялись какие-то графики и диаграммы, словно на дисплее в отделении реанимации, и эта видеографика сопровождалась монотонными навязчивыми сигналами. Когда наконец за дирижерским пультом появился маэстро Синьковский, чтобы дать дорогу чарующим звукам Глюка и тем самым прекратить «реанимационную интродукцию», зал разразился овацией: непрошеная «прелюдия» всех порядком успела утомить.
О том, что именно в ней – главная фишка, мало кто догадался, поскольку заявленная режиссерами Марией Литвиновой и Вячеславом Игнатовым идея сюжета-перевертыша, в котором титульный герой выступает своего рода трикстером, не читалась абсолютно. В нижегородской версии умерла не Эвридика, а Орфей, и он не стремится оживить супругу, а, напротив, уводит ее с собой в царство теней. Но узнать об этом можно было лишь из буклета спектакля или из статей критиков. В спектакле же как таковом, по крайней мере в московской версии, эта тема совершенно не была раскрыта: подано все невнятно, хотя и с претензией.
Для свидетелей московского показа претенциозность визуализировалась главным образом в чудачествах косплея (художники Ольга и Елена Бекрицкие): почему-то герои античного мифа предстали не то героями «Пятого элемента» и «Вавилона-5», не то персонажами театра кабуки, но в костюмах по мотивам техники оригами. В этих вычурных одеяниях они весь вечер страдали возвышенными классицистскими страданиями, предписанными им Глюком, но вызывали тем лишь недоумение – настолько их поведение не согласовывалось с их внешним видом. Хористы, хотя тоже были обряжены в оригами и походили на гигантских диковинных термитов, не страдали, а стояли неподвижно то на портиках, то на станках, в действе никак не участвовали – их античная комментаторская статика вроде как была кстати в этом опусе, но внешний вид смешил, а то и вызывал оторопь. Хореография отсутствовала, видеоряд мало помогал из-за своей невнятности, а потом и вовсе исчез.
Общее впечатление – похоже на какую-то дурную провинциальную амбициозность: сказать-то мы хотим о-го-го как много, но не очень-то получается… Эту невнятность и недодуманность сценического воплощения однозначно перевешивало музыкальное качество исполнения: и лучше бы оно было чисто концертным, без примеси сомнительной театральности.
Оркестр звучал божественно, солирующие инструменты – виртуозно и проникновенно, хор – достойно и в стиле (хотя баланс между коллективами поначалу был не очень), солисты – тонко и выразительно. Из меццо Дарьи Телятниковой как-то почти совсем ушла альтовая терпкость и пастозность, что для маскулинного героя было бы кстати: ее Орфей получился очень трогательным и беззащитным, но и в таком сопраново-женственном варианте было слышно, что партия-роль сделана стилистически изящно и смыслово глубоко. Не менее выразительны и одухотворены оказались и ансамблирующие протагонисту Татьяна Иващенко (Эвридика) и Лилия Гайсина (Купидон).
