Елизавета Авдошина
Даниле Чащину повезло поставить спектакль на больших артистов. Фото предоставлено пресс-службой Театра Наций
Афиша Театра Наций изрядно поредела. Некоторые хиты режиссеров-иностранцев удалось сохранить – «Рассказы Шукшина» и «Мастер и Маргарита». Иные – естественным образом канули: «Иранская конференция», «Горбачев», а также другие спектакли с невозможностью актерских замен. Немало спектаклей заявлено в афише без указания режиссера, как и в соседних столичных театрах – новая реальность становится обыденностью. Впрочем, многие российские деятели культуры сегодня вопрос собственной «анонимности» на родине воспринимают не более как воинствующую глупость, если верить их словам в эмиграционных интервью.
К середине сезона в Москве уже значительно ощущается стагнация, незаметная еще осенью. Вот, скажем, партер Театра Наций, едва-едва заполненный даже на премьере, – целевая аудитория одного из самых дорогих театров Москвы разъехалась. Как и театральное «закулисье» – в первую очередь режиссеры. Поэтому то, как свежая премьера повергает публику в единодушное недоумение, имеет неслучайный анамнез. И, возможно, на ближайшее будущее станет типичной историей.
Образовавшаяся в театральном мире ситуация теоретически может дать новый поворот. Россию покинули лучшие представители режиссерского цеха самого плодотворного возраста, значит, на авансцену в столице могут выйти молодые постановщики, которым выпадает уникальный шанс взять реванш, показать свои способности – конечно, в ситуации неконкурентной, искусственно созданной, когда цех опустел, а очередь в ведущих театрах на постановки рассеялась, но все же. Представить себе еще пару сезонов назад, что молодой режиссер с малоубедительным портфелем постановок получает в распоряжение большую сцену Театра Наций и звездный актерский состав, было сложно даже при всех лоббистских вводных. Фамилия режиссера уже успела примелькаться, а сколько бы то ни было серьезных побед – пока не числилось. Кто уж тут виноват – повсеместные лаборатории в театрах, приучающие дебютантов к «бегу» на короткой дистанции и поверхностной работе с материалом, или просто эпоха быстрых неоправданных взлетов, поддержанных интересами театральной индустрии в пестром, но не глубоком, – сказать сложно.
Но на безрыбье… Даниле Чащину несказанно повезло, и вот уже Евгений Миронов и Агриппина Стеклова выходят в его спектакле по бродвейскому хиту Эдварда Олби. Однако случайно выданный шанс обнажил и так очевидную проблему – в столичном театральном мире карьера делается зачастую отнюдь не талантом, а связями. И раздувание имен – типичный ритуал. Его последствия публика вынуждена наблюдать в течение двух с лишним часов, отчаянно стараясь разглядеть среди руин блестящей и вполне актуальной пьесы (До какого дна морали человек способен дойти? Как рождается в человеке агрессия? И есть ли «антидот» ненависти?) толику внятно артикулированной мысли, да и просто энергии – игры и психологической трансформации или точно услышать вектор разыгранных диалогов. Напрасно.
Отсутствие анализа действия сложно прикрыть даже наличием опытнейших и талантливых артистов на сцене. «Кто боится Вирджинии Вулф?» Театра Наций – спектакль-пустота, в котором актеры по привычке выучили текст, а сценограф честно усадил всех на дорогой диван. Как в карикатуре, актеры сделали то, что сами смогли: взяли внешний рисунок и подключили эмоции. Евгений Миронов (Джордж) послушно надел толстинку, очки и парик, но оттого не стал рефлексирующим профессором с разбитой судьбой, Агриппина Стеклова (Марта) взяла в руки мундштук и запаслась яркими платьями на выход, но не превратилась в демоническую женщину, для которой жизнь ощутима на вкус только в игре на «острие ножа». В роли молодой пары, что приходит в дом к этим утомленным жизнью и отношениями людям, – Александр Новин (Ник) и Мария Смольникова (Хани).
Режиссер ограничивается внешней канвой сюжета. И пьеса-загадка, построенная на детальном психологизме, полутонах и интеллектуальных ребусах, скукоживается до бульварной комедии (скучно-несмешной) о странноватом адюльтере. И пружина конфликта опадает, не успев набрать напряжения. Еще режиссер занят расставлением «фотогеничных» мизансцен, но судьба всего спектакля похожа на внезапную ошибку программирования, которую иллюстрирует случай на сцене, когда в финале детский велосипедик на радиоуправлении (как бы вымышленного ребенка Марты и Джорджа) срывается с подмостков и нелепо падает в партер. Судя по задумке, он должен был долго и красиво ехать в виде ожившей метафоры из кулисы в кулису…
Особенно больно смотреть на Марию Смольникову – безусловно, отлично справляющуюся со своей ролью (наивной провинциальной дурочки – как роль подана в данной трактовке), причем чуть ли не единственную, кто срывает аплодисменты своей клоунской репризой, но пребывающей словно не в своей тарелке – не в равном ей средоточии творческой энергии, а в коммерческой «поденщине». О Миронове такого не скажешь просто потому, что худрук вытягивает собственный театр – деваться некуда. «Пропадает выдающаяся трагическая актриса», – как сказал о Смольниковой Дмитрий Крымов в своем недавнем интервью из-за океана. И в этих словах вся драма актерской судьбы – зависимой и несвободной. Сегодня же все эти понятия обострены как никогда.
