Дарья Курдюкова
Ранних работ Ольги Гильдебрандт-Арбениной осталось немного. Ольга Гильдебрандт-Арбенина. Парусники. 1929 год © «Галеев-галерея»
Ольгу Гильдебрандт-Арбенину (1897/98–1980) звали «тихой очаровательницей Северной столицы», Сильфидой, Психеей, «царем-ребенком». К 125-летию одной из муз Серебряного века, актрисы, художницы группы «13» Галеев-галерея и Национальный союз библиофилов собрали 120 работ из 13 частных коллекций обеих столиц. «Психея Северной Пальмиры» – самая большая выставка Гильдебрандт-Арбениной.
«Больше всего хочу я узнать, что Вы живы», – писала Гильдебрандт-Арбенина в 1946 году Юрию Юркуну, не зная, что тот был расстрелян сразу после ареста в 1938-м по «ленинградскому писательскому делу».
Гильдебрандт-Арбенина – из числа тех, о ком говорят «человек-биография». Ее творчество, «застывшее» в юности, не изменившее почерка в послевоенные годы, – приложение к судьбе, от нее неотделимо, без нее непонятно. Хотя то самое «человек-биография» создает интонационные трудности в разговоре о ней. Актриса из семьи артистов Императорских театров (отец Николай Гильдебрандт взял лермонтовский псевдоним Арбенин), выходившая на сцену в «Маскараде» Мейерхольда, возлюбленная, муза, адресат Гумилева и Мандельштама, гражданская жена Юркуна – возлюбленного Михаила Кузмина, в начале 1920-х попробовавшая силы в изобразительном искусстве, в конце десятилетия она стала участницей группы «13». «Царем-ребенком» назвал ее Гумилев, «Девочкой, катящей серсо» – Бенедикт Лившиц. «Девочка, катящая серсо» – ее мемуарная книжка, галерист и искусствовед Ильдар Галеев говорил, что сейчас они готовят новое полное издание: часть текста, хранившаяся в РГАЛИ, прежде не была расшифрована. Ребяческая женственность ее (искусства) восхищала не только поэтов, но и благосклонно принимавших художников, от Добужинского до Владимира Лебедева и Владимира Милашевского.
Ольга Ройтенберг упоминала Гильдебрандт в своей знаковой книге «Неужели кто-то вспомнил, что мы были…». Вспоминать Гильдебрандт сегодня трудно: ранних работ сохранились единицы, то, что было подарено друзьям. Остальное отправила в топку оставшаяся в блокадном Ленинграде соседка. «Меня вынесли», – сказала вернувшаяся домой Гильдебрандт.
Тем не менее этих довоенных работ Ильдару Галееву удалось собрать довольно много. Вместе с поздними вещами все это сопровождается автографами, каталогами выставок и закупочных комиссий, ее дневниковыми цитатами, стихотворными и рисованными посвящениями ей, в первую очередь от Юркуна, но есть тут и сделанный соратником по группе «13» Милашевским шутливый портрет «браternite» с сидящими за столом Юркуном, Кузминым, Мавриной и Гильдебрандт. Коллекционер рассказывает, что это первая большая выставка Гильдебрандт. Предыдущая прошла в ленинградском Доме писателей почти 40 лет назад, там было 40 работ, сейчас их 120. Притом что, по предположению Галеева, всего сохранилось не более 200 произведений. Архив Гильдебрандт унаследовал ставший ее душеприказчиком Рюрик Попов, он сохранил и передал в РГАЛИ находившийся в этом архиве дневник Михаила Кузмина 1936 года, а произведения отдал в Музей Ахматовой в Фонтанном доме.
Наверное, она могла бы стать иллюстратором, но на удивление этого в ее биографии не было – после войны Гильдебрандт работала в библиотеке «Ленфильма» и, хорошо разбираясь в костюме, иногда консультировала постановщиков. Она прожила длинную жизнь, а почерк не состарился. «Мои картины – это я в детстве», – вспоминала Гильдебрандт, и, вероятно, после войны верность прошлому приобрела терапевтический оттенок. Как будто она продолжала диалог с собой тогдашней, когда на акварельных и гуашевых листах жили какой-то своей кокетливо-задумчивой жизнью бесконечные дамы в вымышленных мизансценках, уступавшие место разве что пейзажам и цветам. В этом, возможно, была доля позерства, но не было претензий. За Гильдебрандт всегда оставляли право быть дилетанткой, раз уж дилетантизм был столь обаятелен.
