Наталия Звенигородская
Сценографическая доминанта спектакля Патрика де Бана – скульптура Даши Намдакова «Голова быка». Фото агентства «Москва»
На Новой сцене Большого театра состоялась премьера проекта продюсерской компании MuzArts под названием «Лабиринт». Трехчастная композиция включает одноактные балеты «Сияние», «Нерв» и «Минотавр». Выбор названия проекта очевиден – где Минотавр, там и лабиринт. К тому же каждый из хореографов отважно замахивается на всегда актуальные, но никогда не получающие окончательного ответа вопросы.
Ольга Лабовкина в «Сиянии» претендует на раскрытие «истории эволюции разума и духа человечества как части вселенной». Анне Щеклеиной в «Нерве» хотелось бы, чтобы зрители «увидели красоту в уязвимости и обостренной чувственности, обратили внимание на собственную телесность и ценность чуткого контакта с другим». Для Патрика де Бана центральная тема – «абсолютное одиночество существа, которое является всего лишь жертвой проступков, совершенных его собственными отцом и матерью».
Помимо, однако, высоколобых ассоциаций в современном контексте возникает и вполне бытовая. Волею судеб российскому балетному театру предстоит выбираться из лабиринта покруче Кносского – планировать новые спектакли в условиях усугубившегося кадрового голода. При немалом количестве балетных трупп найти дельного балетмейстера у нас давно уже было проблемой, залучить на постановку кого-то из немногочисленных востребованных в мире соотечественников или тем паче мировых звезд – беспримерной удачей. Импортозамещение в этой области больших успехов не сулит. Из деталей, завезенных по параллельному импорту, нового хореографа не соберешь. Оставшимся в наличии придется, очевидно, работать по-стахановски, выдавая на-гора по нескольку премьер в разных театрах за сезон. Не исключено, что артистам классических трупп чаще придется работать с представителями современного танца. Одну из моделей такого сотрудничества представляет «Лабиринт»: солисты Большого театра, российские современщицы плюс зарубежный хореограф не первого ряда.
Перформер Ольга Лабовкина (в данном случае хореограф и сценограф) сочинила «Сияние» по мотивам фантастического романа британца Олафа Стэплдона «Создатель звезд». Действие разворачивается под музыку Ильи Дягеля на фоне мрачных видеопроекций: стеклобетонные джунгли небоскребов (вид из космоса), метеоритный дождь, удручающий ландшафт из мосластых голеней, локтей и лопаток. На сцене громадная серебристая голова-дутик, шуршащая фольга – то ли укрытие, то ли скинутый панцирь, кресло-подушка, обернувшаяся бесформенным глобусом всмятку. Герой (в исполнении не так давно вошедшего в моду гламурного Ильдара Гайнутдинова), если верить либретто, отправляется «в ментальное путешествие по вселенной» в поиске ответов на вопросы «Что есть человек?», «Что есть дух?» и т.п. Став ни много ни мало «частью вселенского коллективного сознания», он встречается с «Первоисточником всего сущего». Благодаря мизансцене, без стеснения срисованной с «Возвращения блудного сына» Рембрандта, эта встреча – единственный более или менее понятный без помощи либретто эпизод за 40 минут. В остальном перед нами разворачивается действо, каких из сезона в сезон мы видим множество: конвульсивные прерывистые движения символизируют дисгармонию повседневности.
Опус маститой Анны Щеклеиной «Нерв» впечатление производит такое, будто первый опыт работы с Большим театром, сам факт сотрудничества, психологический груз подействовали на лауреата «Золотой маски», как удав на кролика. От свободы, иронии и внятности посыла, отличающих лучшие ее работы, не осталось и следа. То есть внятность (чтобы не сказать – прямолинейность) имеется, но отвечают за нее лишь название балета и оформление Гали Солодовниковой. Нервные отростки, узлы и паутины на заднике. Ответвлениями этой нейронной сети – семеро исполнителей в колпаках-стручках, чьи гипертрофированно длинные верхушки, кажется, пробивают колосники, уходя под музыку Василия Пешкова к вселенской нервной системе. Костюмы представляют эдаких освежеванных людей, пособие по изучению человеческой конституции. Метафора «обнаженного нерва», «человека без кожи», представленная в лоб, перестает быть метафорой «обостренной чувствительности», превратившись едва ли не в казус. С пластической идеей хореограф так и не определилась. Трудно не поддаться искушению поставить на пуанты артисток Большого, не сыграть на высоком классе труппы. Но, заметавшись между классикой и контемпорари, Щеклеина ни к тому, ни к другому берегу так и не пристала.
Третий участник «Лабиринта», Патрик де Бана, известен российским любителям балета по проекту «Короли танца», и не только. Его вдохновила пьеса Хулио Кортасара «Цари» с ее нетрадиционной трактовкой взаимоотношений в треугольнике Пасифая–Минотавр–Ариадна. Де Бана, как случается с ним нередко, действо затянул, не найдя пластического эквивалента для напряженной коллизии. Спасали музыка Макса Рихтера, без излишеств и бьющие точно в цель костюмы Игоря Чапурина и сценографическая доминанта – созданная дизайнером Даши Намдаковым скульптура «Голова быка». Основой скульптуры стала огромная карельская сосна. После обжига ствола ее покрыли матовой черной и красной красками снаружи и оранжевой внутри для создания эффекта огненного свечения при подсветке. Сияние огромных рогов обеспечила отделка из сусального серебра. Стильное и экспрессивное зрелище наверняка осталось бы самым впечатляющим в спектакле, не выйди на сцену в роли Минотавра неподражаемый Денис Савин. Любой трафаретный прием хореографа он способен оживить, наполнить нестертым чувством, небанальной страстью, трагическим переживанием, не эпически отстраненной, а истинной, сегодняшней болью. Так что у тех зрителей, что «Лабиринт» до конца не осилили и после второго антракта в зал уже не вернулись, одним катарсисом в жизни меньше.
