Спектакль «900 хлопьев снега» – о чувствах девочки в блокадном Ленинграде. Фото Андрея Парфенова / Детский театральный фестиваль «Маршак»
Как и в столице, где практически все международные театральные смотры отсутствуют в повестке на сезон, в нынешнем году в Воронеже был отменен Международный Платоновский фестиваль искусств, несмотря на то что программу повторно пересобрали согласно новым дипломатическим установкам – приглашать иностранные театральные коллективы теперь возможно только из дружественных стран. По решению местного департамента культуры из двух фестивальных брендов города за 2022 год проведен только детский театральный «Маршак», который в этом году постарался сделать акцент на театре для подростков.
Однако несколько постановок, по большей части из Петербурга, так и не приехали на гастроли в Воронеж по причине отсутствия исполнителей. После объявления частичной мобилизации многие российские театры уже третий месяц занимаются срочными вводами новых артистов в спектакли, а там, где это невозможно, постановки и вовсе оказываются заморожены. Так что на гастроли ехать зачастую не с чем и некому – молодые артисты призывного возраста были в числе тех, кто был вынужден покинуть страну. Сделать вид, что сегодня все, как и вчера, совсем не удается, особенно когда контекстом спектакля о блокаде Ленинграда становится воронежская улица, где из мегафона на перекрестке «ненавязчиво» звучат военные песни советских лет…
«900 хлопьев снега» – так называется спектакль театрального товарищества «Комик-трест», созданный вместе с Музеем обороны и блокады Ленинграда, и по задумке играется в самом музее после экскурсии. В Воронеже он был сыгран на театральной сцене, и только озвученная в записи фраза экскурсовода, приглашающая посмотреть реально переданные в экспозицию игрушки детей, переживших блокаду, отсылала к рамочной форме постановки. Феноменально придумано сценическое решение сложнейшей темы – пантомима, драматическая клоунада. Этот жанр вообще определяющий для независимого петербургского театрика «Комик-трест», основанного в 90-е уникальным режиссером Вадимом Фиссоном.
Немота моноспектакля Татьяны Пестовой позволяет избежать фальши и спекуляции, которыми так порой грешат слова в попытке описать то, что описать невозможно. Актриса закутана в пальто, перевязанное бечевкой (к поясу, в свою очередь, привязан чемодан), в советской детской шапочке под пуховым платком и в варежках на ниточке, с выбеленным, словно заиндевевшим лицом. Она играет маленькую девочку, которая остается одна в ожидании матери, ушедшей за пайкой хлеба и так и не вернувшейся после начавшейся бомбежки. Ее молчаливый собеседник – только плюшевый мишка, которого она тянет за лапку, отчаянно пытается накормить из алюминиевой посуды, выскребая несуществующую кашу. Он же поменяется с ней местами, превратившись в финале в большого сказочного медведя, качающего на руках куклу – ту самую девочку Ясю, которая только что в холодной комнате замерзающими пальцами собирала найденные кубики, забиралась с ногами в громадное бархатное кресло, покачивая от секундного забытья восторга ножками в маленьких валенках.
Пунктирный сюжет передан вспышками пантомимического рисунка: немой крик потерявшегося ребенка, минутное наивное отвлечение от сводящего с ума голода и вновь бессильные поиски. Актриса находит под шапкой грязный скомканный платочек и судорожно бродит по нему губами в попытке слизать затерявшиеся крошки. И вдруг в шкафу за дверцей буфета обнаруживает сверток с хлебом – жадно набрасывается, но сразу же хватается рукой за руку, оттаскивает саму себя, нечеловеческим усилием воли заставляя себя оторваться от куска. Рыдает, облизывая пальцы. Эмоциональные переливы, которые актриса передает пластически, от детского любопытства и желания забыться в фантазии до взрослой сознательности внутри маленького человека, нанизываются на приближение неотвратимой гибели, до последней секунды умноженной на светлую веру. И ужас пробирает тогда, когда мемориальное отчетливо отзывается без пяти минут документальным, а вчера опрокидывается в сегодня. Но дети, сидящие в зале, еще смотрят спектакль, как ожившие страницы учебника далекой истории, шепотом пытаясь объяснить друг другу, почему героиня так ест хлеб.
Петербург прочно остается лидером по многообразию экспериментальных форматов и в кукольном театре, как в пространстве условном, но свободном от условностей, а не только месте традиционных методов работы с куклой и предметом на сцене. Театр «Бродячая собачка» создает совершенно оригинальные постановки по классической детской литературе. Две постановки, привезенные в Воронеж, продемонстрировали изменившееся сегодня понимание пути развития этого особого вида искусства, где эстетика стала превалировать над нарративом, художественная метафора над словом, и как в драматическом театре стала важна авторская интерпретация. Так, авторские куклы – обитатели птичьего двора в «Гадком утенке» художницы Алевтины Торик и датского режиссера Жака Маттисена, словно высеченные из дерева, создают неповторимую атмосферу чистоты и одухотворенности природы. А в кукольной инсценировке «Сказки о глупом мышонке» известные персонажи Самуила Маршака увидены режиссером Альфией Абдулиной с большим юмором, так что няньки мышонка из стихотворения – щука, лошадь, кошка, свинья и жаба – выступают совсем как современные помощницы измотанной молодой мамаши, которая никак не может справиться с капризным малышом.
Наконец, сам Воронеж можно поздравить с появлением еще одного «игрока» на карте города. «Новый театр», который появился несколько лет назад и уже обрел свою публику, переехал в собственное помещение (до этого ютился в местном Доме актера) и создал свое пространство, современное и стильное, – на месте бывшего бара оборудовал блэкбокс-сцену и зал на 70 мест, где теперь независимая труппа играет внушительный репертуар из десятка названий и, по их словам, уже выходят на самоокупаемость. Причем театр настаивает на особом синтезе жанров в постановках, которые объединяют драму/документальный текст, хореографию, музыку и цирковое искусство в единое сценическое действие. Подростковый хит «Нового театра» «Мой дедушка был вишней» в постановке Виктории Шаламовой уже обрел особую популярность, потому что случилось тонкое совпадение литературного материала (книга итальянской писательницы Анджелы Нанетти была переведена в России не так давно и в последние годы очень востребована театрами) и подобного переплетения жанров, когда игровой сюжет поддержан динамической образной партитурой спектакля. Актеры идут от физического действия, и такие глубинные темы, как рождение и старость, семья и человеческое одиночество, озорно раскрыты с акробатической легкостью и азартом цирковых кульбитов и фокусов, а зрители любуются магией сцены, где под воздействием актерского воображения стремянка становится вишневым деревом, любимая бабушка мальчика Тонино – гусыней, а смерти – нет, потому что за ней следует перерождение.
Воронеж–Москва