Елизавета Авдошина
Александр Николаев в роли сумасшедшего профессора «читает» лекцию о «Капитале». Фото с сайта www.nastrastnom.ru
Театральная осень в Москве традиционно была посвящена международным фестивалям: на столичных площадках смотры сменяли друг друга, соревнуясь в привезенных иностранных гастролерах – звездах европейского театра. Сегодня слово «международный» в названиях оправдывается лишь приглашением бывших союзных республик. И, кажется, вот он – день икс. В условиях санкций и политического бойкота российский театр во всей широте, «подзабытые» театры ближнего зарубежья, наконец, безраздельно заполучат внимание и любовь зрителей, а публика поймет, что в погоне за лидерами европейской сцены годами высокомерно не замечала своих талантов и самородков. Только вот откат в прошлое – существование культуры в изоляции, чем яснее, что затянется надолго, тем очевиднее, что даст свои горькие плоды.
Программа фестиваля Solo-2022 представила чуть не вполовину московскую афишу, за последние сезоны в столице, к удивлению, появилось немало моноспектаклей. Жанра, как известно, редкого и трудного в исполнении, где главная изюминка – либо профессиональный опыт и сценическая сила актера, либо нетривиальный литературный материал, способные удержать внимание зрителя на протяжении часа с лишним. Что два хита независимых театральных проектов, уже обретшие в столице славу, и продемонстрировали.
Моноспектакль «Жирная Люба» в исполнении Олега Липовецкого поставила Юлия Каландаришвили – петербургский режиссер, которая занимается театром для подростков. Теперь постановку можно увидеть в репертуаре московского еврейского театра «Шалом» – его Липовецкий недавно возглавил.
Спектакль основан на автобиографической повести «Жизнь номер один», которая рассказывает о советском детстве героя – о тернистом пути взросления пухлого еврейского мальчика, от нелепых историй детсадовца в колготках к юношеским сюжетам любви и самоопределения с рокерским начесом. Спектакль близок стендапу: сам факт того, что актер-исполнитель – герой и автор записанных воспоминаний, дает эффект стопроцентной аутентичности. Потому самыми патетическими моментами становятся те сцены, где Олег Липовецкий еле сдерживает слезы, продолжая о ком-то свой рассказ, и публика понимает, что в эту секунду человек заново переживает настоящие, не актерские, чувства.
Реальная жизнь как акт художественного осмысления, наверное, никогда не перестанет вызывать любопытство. И в этом спектакле баланс между человеческой исповедью и ее художественным отстранением, дающим необходимый объем, изумительно соблюден. А харизматика актера (брутализм, смешанный с лирикой, беспрецедентной самоиронией и талантом рассказчика) настолько заряжает зал, что импровизированные диалоги с публикой превращаются в отдельные сценки на аплодисментах.
Так же как в стендапе, Липовецкий должен совершить перед зрителем акт саморазоблачения, чтобы целебно посмеяться над страхами, горестями и комплексами – абсолютно общечеловеческими. Центральная, сатирически поданная тема школьного буллинга, отравившего все школьное детство героя, перемежается с ностальгией по большой семье детства, ушедшим родственникам, их защите и теплоте. Художником Евгенией Платоновой найдена уютная сценографическая метафора – на сцене несколько разнокалиберных светильников, настольных ламп, «обозначающих» персонажей и материализующих их свет в жизни главного героя. Еврейская семейственность – образец домашнего очага, дающего защиту и опору. Тем страшнее рассказ героя о еврейском местечке в Украине, потерянном рае, откуда идет его семейная история. В этот момент ощущаешь, как в сегодняшнем мире еще недавно самые надежные столпы и узы крошатся и рушатся в одночасье, хотя речь тут идет в общем-то о годах прошлых – еще «мирных».
Антитезой этому «простому», но подкупающему спектаклю стал «Капитал» камерного театра «Среда 21», созданный, напротив, со ставкой на неординарный сценарий (справедливости ради, его идея многим не давала покоя, начиная с Сергея Эйзенштейна). Фундаментальный труд Карла Маркса объяснил «для чайников» писатель и поэт Алексей Цветков, расцветив классические термины современными примерами из повседневной жизни, издав свою хрестоматию, которая и взята для инсценирования. Актер «Студии театрального искусства» Александр Николаев (режиссер – тоже ученица Сергея Женовача Надя Кубайлат) в роли сумасшедшего профессора «читает» лекцию о «Капитале», пытаясь растолковать зрителям насущные понятия, определившие жизнь планеты полтора века назад, буквально на пальцах. И зрители становятся «подопытными кроликами»: когда профессор предлагает залу вспомнить рекламные слоганы, оказывается, что даже по прошествии десятилетий они переполняют наши головы, символизируя торжество товарного фетишизма.
На сцене царит «хаос». Куча мусора превращается в символ мирового перепроизводства, на стене тикает секундомер под лозунгом «Время, которое вы купили», во все стороны как пыль забытья летит мука. А исполнитель вдруг отказывается от своей вымышленной роли и признается самому себе, что и он, актер, такой же товар, как все и вся.
Формальный – излишне нагроможденный – рисунок спектакля актера переигрывает. Гротескное портретирование героя, проникшего в суть иллюзорного мира капитала, мешает актеру личностно раскрыться, потому живой энергии в постановке почти нет, впрочем, в режиссерскую идею это своеобразно заложено.
Вечное циркулирование капитала обнажает мир, исчерпывающийся товарно-денежными отношениями, и от такого мира веет мертвечиной, а ведь мы в нем продолжаем жить. Краска бурлеска высвечивает вопиющие противоречия жизни общества не хуже античной трагедии. Погоня за прибылью, меновой стоимостью товара, игнорирующие реальную нужду потребителя (батон хлеба в супермаркете не будет продан и заплесневеет на полке, а люди в мире не перестанут голодать). Приближающийся апокалипсис в виде термоядерного кризиса капитала, на грани которого уже давно застыла планета. Деньги как фикция, поработившая мир. Все эти теоретические законы капитала, завернутые в шутовскую обертку безумия, предстают в спектакле шекспировскими страстями с предопределенным финалом – из замкнутой системы нам уже не выбраться.
