Александр Матусевич
Русскую гранд-оперу, пожалуй, самую русскую, без романтических приукрашиваний, театр дает в редакции Шостаковича. Фото пресс-службы фестиваля
Десятилетие существования проекта ознаменовала премьера «Хованщины». Декаду начинали с другой великой оперы Мусоргского – с «Бориса Годунова», после нее в разные годы в пространствах уникального архитектурного памятника-ансамбля были реализованы «Князь Игорь», «Сказание о невидимом граде Китеже», «Руслан и Людмила».
За это время команда Валерия Воронина, художественного руководителя и главного дирижера Астраханского театра оперы и балета, который в свое время и придумал фестиваль, увидев в кремлевских пространствах огромный театральный потенциал, научилась многому. Например, справляться с подзвучкой и делать ее естественной – ведь своей акустики на Соборной площади Кремля, конечно, нет: это общая проблема всех российских проектов под открытым небом. Или договариваться с погодой – лишь однажды дождь чуть было не испортил астраханцам и гостям города музыкальный праздник, в остальных же случаях с погодой угадывали: в нашем климате это тоже искусство.
Но жизнь вносит свои коррективы. Сначала пандемия надолго прервала реализацию фестивальной инициативы. А в этом году неожиданно возникли проблемы с местной епархией: церковноначалие вдруг воспротивилось использованию Успенского собора и Лобного места, самых колоритных локаций Кремля, в качестве фоновой декорации к спектаклю. Сценографию «Хованщины», одной из самых «церковных» опер в истории русской музыки, пришлось развернуть от главного храма и ориентировать на другие визуальные доминанты исторического места. Однако в этом вызове, безусловно, есть и свой промысел: театр блистательно справился с возникшими трудностями, доказав, что способен решать на высокохудожественном уровне любые творческие и организационные задачи. Режиссер Константин Балакин и сценограф Елена Вершинина создали спектакль, гармонично сочетающий исторические реалии, столь уместные в этом знаковом месте.
...Чуть забрезжило сияние знаменитого вступления к опере «Рассвет на Москве-реке», а на авансцене уже воздвигается гигантский столб, увенчанный золоченым двуглавым коронованным орлом – с одной стороны, 500-летней эмблемой большой и сильной страны-империи, с другой – символом самовластья и произвола. Сами собой в памяти всплывают сакраментальные строки – «в России нет закона, есть столб, а на столбе корона».
Отсутствие белокаменного фона в виде храмовой стены приводит к другому художественному решению-символу, быть может, еще более уместному и знаковому, – образу Деревянной Руси, выросшей в непроходимых лесах восточно-славянской цивилизации – откуда, собственно, и характеры у ее носителей. Лесной частокол в качестве задника, мощными стволами устремленный ввысь, и тут же гигантское древо в разрезе – причудливые изгибы годичных колец говорят сразу о многом: и о вечности, о связи времен, и в то же время о загубленных судьбах переломной эпохи – как говорится, лес рубят – щепки летят.
А еще древесное сечение очень напоминает мишень: такие будут нарисованы в финале на белых рубахах готовящихся к самосожжению раскольников – именно в них целится своим острием безжалостный императив петровских преобразований. В сцене несостоявшейся казни стрельцов древесные кольца обернутся тюрьмой для непокорных вояк. Деревянные скамьи, длинные и красные, обильно расставлены по специально воздвигнутой для проекта сцене – стоит их лишь перевернуть и сложить одна к другой, вмиг возникает образ кремлевской стены с зубцами – ласточкиными хвостами: князья хорошо знают, как отгородиться от народа. И тут же для вечного напоминания-устрашения холопам – огромная деревянная дыба…
Исторические костюмы, с одной стороны, изрядно передают колорит эпохи, с другой – не являются буквалистским воспроизведением артефактов – скорее это эстетичная фантазия Вершининой на темы XVII века, где тонко соблюдены пропорции, цветовые сочетания, сформированы силуэты. И вся эта красота мастерски подсвечена Ириной Вторниковой, которая работает в Астраханском кремле не впервые – ее точная световая партитура придает нужный объем и расставляет акценты, филигранно дополняя активную режиссуру Балакина, который прекрасно ставит и массовые сцены и умеет сформировать крупный план в условиях больших расстояний, когда все внимание публики сконцентрировано на главном.
Русскую гранд-оперу, пожалуй, самую русскую, без романтических приукрашиваний, с ее откровенно «варварскими» созвучиями, театр дает в редакции Шостаковича – деликатные купюры, необходимые в условиях опен-эйра, практически незаметны, не мешают воспринимать музыкальную драму во всей ее целостности. Вокальные силы в основном свои, и они очень достойного качества – красивые голоса Татьяны Чупиной (Марфа), Романа Завадского (Андрей), Сергея Маньковского (Голицын), Вадима Шишкина (Досифей), Сергея Тараненко (Шакловитый) и др. создают действенное напряжение, нарастающее от картины к картине. Украшением ансамбля стали столичные певцы – мариинец Андрей Зорин (Подьячий) и габтовец Николай Казанский (Хованский). Выше всяких похвал работа оркестра и хора – под водительством Воронина они звучат мощно и ярко, при этом точно и выразительно: получается Мусоргский с подлинным размахом и эмоциональным выворотом.