Схватка канона и вольности. "Сатирикон" закрыл сезон премьерой "Грозы"

Место действия – танцкласс.  Фото агентства «Москва»

Кабаниха и Дикой здесь поют французский шансон, кем-то исполняется современный хит на английском, погружается город Калинов то в ритмы рока и джаза, то слышится хоровое пение русских народных песен, частушек и плачей, то звучат духовные стихи, положенные на музыку (музыкальный руководитель Татьяна Пыхонина).

На сцене ни самоваров тебе, ни кованых сундуков, никаких примет середины XIX века, разве что в деталях костюма (художник по костюмам Мария Данилова). Место действия – танцкласс с балетными станками, которые труппа подобно конструкторскому цеху на наших глазах мгновенно перегруппирует, и становится понятно, что калиновцы столпились у смотровой площадки на набережной, огороженной, поскольку внизу обрыв у берега Волги, а вот мост, на котором прощаются Борис и Катерина, а вот Тихон в пьяном кураже на воле пускается в пляс в заезжем трактире. Бульвар, дом Кабановой, овраг – все обозначается станками и лавками, мгновенно трансформируется столь динамично, что не успеваешь уследить, как возникают, исчезают и рождаются новые метафоры в пространстве (художник-сценограф Дмитрий Разумов).

В театральных училищах у студентов актерского факультета в процессе подготовки отрывков самый ходовой товар – стулья. Как правило, через месяц после начала учебного года трудно найти целехонький стул – все убиты. Этот самый стул в актерских штудиях может быть и троном Ричарда III, и Бориса Годунова, и королевы Елизаветы, лодкой в океане или на Байкале, конем Лжедмитрия или бричкой Чичикова. Такая ода убитому стулу – пора бы поставить спектакль про это – навеяна спектаклем в «Сатириконе», который во многом возник из духа студенческой вольницы, бедного театра и радости игры. Только в «Грозе» вместо стульев возникли балетные станки.

Здесь не столько играют самого Островского, сколько – в Островского. Не обнаружить в Островском современное звучание, а через современное бытие молодых людей как бы проявить драму Шекспира Замоскворечья – кажется, такой подход предлагает и режиссер, и педагог Константин Райкин.

Схватку канона (балет) и вольности (свободное пластическое движение), ритуала и живой жизни, живого чувства, видимости бытия и подлинного существования декларирует сам режиссер.

И в спектакле немало выразительных, захватывающих сцен, в которых молодая труппа в едином порыве во всеобщей пляске радуется очистительной грозе, несущей не только обновление, но и раскрепощение калиновцев, вселяющей в них дух свободы (хореограф Ренат Мамин).

Однако если пристальней вглядываться в характеры, то еще предстоит в этом спектакле с безудержной коллективной энергией найти свои тропы актерам, внятно и в процессе простроить роль, чтобы осознать судьбы своих персонажей. Катерина (Мария Золотухина) – сердце этой пьесы. Какая она в спектакле? Поначалу мало чем отличается от Варвары (Ася Войтович), которая в спектакле – милая девица, как умеет, пытается спасти Катерину. Однако между ними нет глубинной разницы в понимании мира, какая есть у Островского. Одна не может жить вне любви в самом широком и глубоком значении этого слова. Другая меньше всего мечтает о всеобщей благодати. Кабанова-младшая поначалу вообще выглядит глуповатой, суеверной, недалекой мещанкой, так запуганной грозой, как не боится «елекричества» трехлетний ребенок.

Ее особенность выдается за странность, в то время как она поэтически воспринимает мир как божественную радость и верит безоговорочно в Господа, и потому – и в искушение лукавого. Когда же в спектакле дело доходит до «понятного» – прощания с Борисом, последнего внутреннего монолога Катерины, то эти сцены актриса проводит сильно, и мы видим Катерину нежной и сильной, цельной и глубокой.

Борис (Алексей Фалько) почти ничем не отличается от Тихона (Константин Новичков), с той лишь разницей, что играется интеллигент, попавший в Калинов. И это смещение для большей понятности образа молодому актеру прибавляет внешней достоверности, но убавляет драматизма. Его подневольность не есть следствие мирного нрава Бориса, причины его удручающей зависимости лежат в укладе города Калинова, в дикости и жестокости нравов.

Ни Дикой (Роман Матюнин), ни Кабаниха (Юлия Овчаренко) в спектакле пока не сосредоточивают в себе этой злой силы. Петь французский шансон хорошо для капустника, а для «Грозы» Островского стоило бы играть так, чтобы зритель осознал невыносимость бытия для Катерины, Бориса и даже Варвары с Кудряшом.