Наталия Звенигородская
Вячеслав Самодуров сочинил гимн танцу. Фото Павла Рычкова / Большой театр
В истории отечественного театра во множестве известны случаи, когда от генерального прогона до премьеры – как до луны. Спектакли сразу после генералки нередко запрещали по идеологическим, а то и по прямо политическим мотивам. Но чтобы по медицинским… Это стало приметой недавнего прошлого. Генеральная репетиция состоялась 22 марта 2020 года. А завтра был локдаун. Так что к премьере 2022-го постановки дорабатывали и перерабатывали.
Вечер логично открылся балетом под названием «Made in Bolshoi». Антон Пимонов (нынешний руководитель балетной труппы Пермского театра оперы и балета) создал на музыку Анатолия Королева (концерт для оркестра «Фигура речи») абстрактную танцевальную композицию, отозвавшуюся, однако, вполне конкретными и актуальными ощущениями.
Шесть линий стильного кордебалета в минималистичных купальниках, солисты Екатерина Крысанова и Владислав Лантратов на фоне задника с громадным лицом белокурой (а ля Мерлин Монро) голубоглазой блондинки с американской улыбкой выдают романтично-ликующий танец. Слаженность движений и радостная беззаботность музыки навевают воспоминания то ли об оркестре Глена Миллера, то ли о советских спортивных парадах 30-х. Внезапно характер музыки почти кинематографически меняется, рождая тревожность, ожидание опасности. Исчезает с задника напомаженная блондинка (несколько прямолинейно она вновь явится к финалу макушкой вниз). Движения солистов сомнамбулически замедляются, воспринимаются теперь как туманные воспоминания о невозвратимой, вдребезги расколотой жизни. Беззаботная радость красивых кордебалетных линий как-то само собой оборачивается тоже красивой и завораживающе слаженной, но теперь пугающей бравурностью шеренг на плацу. Точно пламя факельных шествий, синхронно взвиваются руки под трубный глас, военную, как кажется, флейту и барабанный, как слышится, марш. Впрочем, ощущения трудно передавать словами…
Центральное место в триптихе, по композиции тоже вполне логично, занял опус единственного среди хореографов-участников резидента Большого театра. Премьеру труппы Артемию Белякову, по его собственному признанию, захотелось «раскрыть по-новому нюансы партитуры» «Времен года» Александра Глазунова. Аллегорический балет в одном акте и четырех картинах 122 года назад в Петербурге – сначала в Эрмитажном, а затем в Мариинском театрах – поставил Мариус Петипа. От «явной изобразительности» давнего спектакля современный интерпретатор «постарался уйти». Заказал новое либретто, размышляя о «круговороте жизни», «смерти и рождении», «глубине мироздания». Вкратце это выглядит так: «Безмолвие. Поток Вечности приобретает очертания. В сиянии Сферы из его глубины вырастают четыре фигуры. Это Зима, Весна, Лето и Осень – объединение противоположных и неделимых начал, мужчины и женщины, рождения и смерти, созидания и разрушения. Зима и Лето – мужское начало, тяготеющее к устойчивому состоянию определенности. Весна и Осень – женская сущность, склонная к постоянным метаморфозам».
Не каждому зрителю, думается, удалось разделить с хореографом счастье философского переосмысления классика Глазунова и старины Петипа. Несмотря на то что исполнители во главе с Владиславом Лантратовым (Зима), Анастасией Сташкевич (Весна), Артемом Овчаренко (Лето) и Марией Виноградовой (Осень) в очередной раз дали повод порадоваться нынешнему состоянию труппы (кстати, всего вечера касается), даже они не спасли спектакль и его суетливую хореографию от невнятицы и однообразия.
Искрометным, феерическим финалом программы стала постановка мэтра современного российского балетного театра Вячеслава Самодурова. Музыка, специально написанная Юрием Красавиным для балета с красноречивым названием «Танцемания», оказалась, по точному определению хореографа, «высоковольтной, иногда агрессивной и с большим юмором». Красавин умеет парадоксально соединить в своих сочинениях деликатность и едва ли не отвязную смелость. То же свойственно и Самодурову. Мало кто из наших нынешних убежденных адептов классики способен обойтись без ритуальной мумификации из вящего к этой самой классике уважения. Сочинить гимн танцу без псевдофилософских подпорок и надуманных сюжетов. Тут, конечно, надобен талант. С этим тоже все в порядке. Деликатность и в то же время свобода в обращении с языком танца. Уверенность в том, что танец – всегда мощный выброс энергии и в то же время энергетический заряд. Радость встречи с высококлассной труппой, с которой можно в полной мере разделить свою веселую одержимость танцем. Все это выявилось в «Танцемании».
