Дарья Курдюкова
Метаморфозы тут – форма, смысл, интонация и кураторский метод. Фото со страницы музея-усадьбы Архангельское в «ВКонтакте»
В Архангельском открыли построенные на старых фундаментах Холодную оранжерею и теплицы Ботаники – в 1832 году Борис Юсупов, наследник князя Николая Борисовича, распорядился упразднить Ботаническое отделение и от построек избавиться. Название Ботанических оранжерей сохранили, но это условность, теперь здесь находятся выставочный зал, кинолекторий и кафе. Через оранжереи в Архангельское пришло современное искусство, кураторы Анна Малик-Короленкова и Ирина Осипова придумали к открытию пространства выставку «Сады искусств. Метаморфозы», которая через тему сада, усадьбы и воспоминаний связывает прошлое и настоящее, а зрителя заставляет включить не только зрение, но и слух с обонянием.
Слово «метаморфозы», и на афише написанное «спрыгивающим» с прямоходящих букв на курсив шрифтом, – ключ к проекту. По форме, смыслу и интонации. К не самой привитой в России традиции показывать современное искусство на усадебных просторах, к веку нынешнему и минувшему кураторы относятся очень тактично, но не без иронии.
И когда перед входом в оранжереи оказывается «Источник» Льва Ефимова, отражающая и преломляющая пейзаж стальная загогулина, вспоминаются и Трафальгарская площадь с традицией ставить на ней contemporary art, и жизнь современного искусства в садах и парках, уже давно такая органичная для Европы и все еще воспринимаемая скорее как что-то исключительное в РФ. С другой стороны, ефимовский «Источник», как ни странно, вызывает из памяти пушкинскую «Царскосельскую статую»: «Урну с водой уронив, об утес ее дева разбила Чудо! не сякнет вода, изливаясь из урны разбитой», и отсылки к теме загородной резиденции как особой части культурной традиции еще появятся на выставке. В самих бывших оранжереях ирония метаморфоз дает проростки современности в «Фонтане» и «Откровении чудесного пруда» художника концептуального толка Паруйра Давтяна. Сделанный на 3D-принтере белый фонтан напоминает о чашах фонтанов в усадебных парках, одновременно он выглядит цитатой с гипсовых украшательств общественных мест в СССР, но всё – не совсем то, дурман. В чаше громоздятся шляпками вниз огромные грибы, а живописный триптих с «откровениями» пруда шутливо намекает на многочисленные «Кувшинки» Клода Моне, однако импрессионистические вибрации цветных мазков на сей раз спрессовываются в абстракцию. (К слову, как раз игра с парковыми мотивами поставила давтяновский фонтан на место: здесь он хорошо вписался в контекст, чего не сказать о недавнем показе работы в стерильном галерейном пространстве галереи ILONA-K Artspace в Москва-Сити.)
Внешнее пространство прорастает в интерьеры оранжерей, как прежнее время в сегодняшнем – в «Садах искусств» это тематически отыграно в переплетенных друг с другом мотивах. Один из них связан с усадебным бытием и темой памяти. О традиции устанавливать после императорских визитов в парке Архангельского колонны шутливо напоминает расписная керамическая «Колонна из Коломны» Елизаветы Червяковой, об оранжерейном прошлом этого пространства – холст Ильи Гапонова, известного написанными кузбасслаком портретами шахтеров, а сейчас показавшего идиллические кадки с деревьями в той же технике («Тоскана. Ноябрь» 2022 года сейчас звучит и ностальгией по Италии, путешествия в которую были столь привычны для прежних князей).
Тут же тема памяти, ее (не) постоянства и призрачности звучит в работах Егора Острова и Владимира Куприянова. Классик фотографии Куприянов представлен серией фотообъектов «Кусково» с выглядящими хрупко и миражно «портретами» парковой скульптуры на стекле. Егор Остров пишет акрилом «Амура и Психею» Кановы, ныне эрмитажных, прежде хранившихся в Архангельском, – и имитация растра по-своему уподобляет картину снимку, а висящая рядом вариация на тему образа Бронзино усиливает мотив призрачности образа, уподобляясь уже почти опартовским иллюзиям.
Сад, природа вообще, объекты, найденные человеком и им «окультуренные», показаны Артемом Филатовым и группой МишМаш. Чертополох на бетонной плакетке – «Nemo Me Impune Lacessit» («Никто не тронет меня безнаказанно») Филатова. Сорняк, увековеченный в дешевом бетоне, вытягивает за собой тему чего-то или кого-то, выброшенного на обочину: человека ли или воспоминания как такового. «Конструктор для Дэвида Юма» группы МишМаш, рисунки, по форме напоминающие ботанические атласы (в собрании Юсуповых хранилось почти 400 томов по ботанике), по сути, оказывающиеся концептуальным юмором над смешением всего и вся. Смешением, которое определяется не «объективными» причинно-следственными связями в мире, но влиянием субъективного личного опыта. Так, на листе «Башня расслабления» конструкция зиждется на каплях валидола вкупе с золотым пьедесталом, на сувенирной фигурке льва, привезенной из Амстердама, банке от рыбьего жира, грецком орехе и т.д.
В общем, метаморфозы – это еще и кураторский метод, во-первых, выстраивающий диалог «тогда» и «сейчас» (и работами, и подробными комментариями), во-вторых, благодаря как раз этим метаморфозам-«гиперссылкам» делающий компактную экспозицию шире ее физических рамок. Открывая перспективу.
В конце концов выставка выходит на более широкие обобщения, где сад может оказаться и местом воспоминаний, и райским садом, и лесной чащей, и таинственным болотом, и даже «Садом у реки Стикс» (работа Baroque Anarchist – Александры Суворовой). Преходящесть, связанная не только с течением времени и памятью, но и с memento mori, стирает очертания лиц со старинных портретов на картинах Владимира Грига, разнимает изображение на опадающие лепестки-мазки-слова на холсте «Разговор» Лаврентия Бруни, а в зале кинолектория продолжается медитативными видео Александры Митлянской «Полдень» и «По направлению к Борромини». Вечный город разъят на как бы случайные фрагменты, недостижимость которых ощущаешь тем острее, чем будничнее движется по ним, отмеряя сутки, солнце.
