Александр Злотников: "Дедушка видел библейские события в проекции времени"

Злотникова приняли как цельного художника только в 1990-х, когда он был уже зрелым человеком. Фото автора

На выставке «Контрапункт. Динамика воздействия», которая идет в галерее pop/off/art, показывают графику из трех серий классика абстрактного искусства Юрия Злотникова (1930–2016). Знаменитая «Сигнальная система» (1957–1962), «Абстракция» (конец 1980-х – начало 1990-х) и менее очевидный «Библейский цикл» (1965–1990-е) представлены листами, большинство которых прежде не экспонировали – проект готовили с наследниками художника Александром Злотниковым и Андреем Тюленевым. В пандан к абстракциям здесь звучит атональная музыка Шенберга и Веберна, подобранная музыковедом Владиславом Тарнопольским, и композиция, созданная музыкантом Федором Веткаловым на синтезаторе АНС специально к выставке. Внук художника Александр ЗЛОТНИКОВ рассказал о «Библейском цикле» и работе с архивом деда корреспонденту «НГ» Дарье КУРДЮКОВОЙ.

– Как сам Злотников объяснял появление «Библейского цикла», рождавшегося, впрочем, почти 30 лет, с 1965-го по 1990-е, – абстрактных вещей, среди которых иногда, как у Кандинского, мелькают намеки на антропоморфность?

– Дело в том, что во времена создания «Сигнальной системы», в 1960-е годы, абстрактное искусство не показывалось публично, он не мог нигде выставляться и занялся, по сути, промышленным дизайном. Но его это разочаровало – он уехал в Коктебель, и, кстати, многие коктебельские мотивы видны и в «Библейском цикле». Предполагаю, что одновременно с преподаванием в детской изостудии Дома пионеров он начал интересоваться проблематикой еврейства, что стало импульсом к появлению этой серии. Позже, когда его сын – мой отец, еще в конце 1980-х заинтересовавшийся христианством, ушел в монастырь, для дедушки это вылилось во внутреннюю борьбу. Он этого не понял, уход сына-еврея в монастырь стал для него почти трагедией. Но со временем это было переосмыслено, и когда «Библейский цикл» уже завершился, он принял решение сына.

Ранние работы цикла сделаны еще как будто не совсем осознанно, они абсолютно матиссовские по духу, но потом Злотников все больше адаптировался под собственный язык и свою проблематику, начал смотреть на серию в целом под другим ракурсом. Если прежде библейские события рассматривали как определенные эпизоды и извлекали из этого определенный смысл, то дедушка видел это в проекции времени: что это были за нарративы и как они влияли на человечество в целом. Связи между главами серии, скорее цветовые, идущие от импульсов, реакций, взаимодействия со зрителем – через цвет, разрежение или уплотнение пространства, – это было уже в «Сигнальной системе».

– То есть Злотников все-таки предполагал идею структурирования «Библейского цикла»?

– Отчасти да, но без «замирания» в определенном моменте, потому что для него вообще была важна сила воздействия. Исходя из этого его цикл оказывается пластически неоднородным – он переосмыслял его, параллельно работая в изостудии и с другими абстракциями, и возвращался, меняя подход. Например, в конце 1970-х – начале 1980-х «Библейский цикл» начал пересекаться с серией «Люди. Пространство. Ритм» – дедушку волновало движение толп. Скачкообразную эволюцию цикла в данном случае я понимаю именно в смысле пластики и переосмысления.

– В Израиле он побывал уже на излете «Библейского цикла»?

– Да, дважды в 1990-х, у него там были выставки, и он задерживался на некоторое время, проходил путь, по которому шел Иисус на Голгофу.

– По сравнению с «Сигнальной системой» работа над «Библейским циклом» очень долгая – почему он почти спустя 30 лет завершил серию? Исчерпал?

– На самом деле он вполне органично переходил от темы к теме. Поэтому не исключаю, что будь он жив, он бы к ней вернулся, поскольку она была неиссякаемым источником смыслов и подтекстов.

Александр Злотников, куратор Анастасия Котельникова и музыкант Федор Веткалов. Автор фото - Денис Лапшин.

– Точно это я утверждать не возьмусь, но скорее всего их не показывали. Во-первых, злотниковские работы было сложно экспонировать – не было их понимания. А когда оно появилось, все были немножко в плену шарма «Сигнальной системы». Его ведь по-настоящему приняли как цельного художника только в 1990-х, когда дедушка был уже зрелым человеком. Из нынешней выставки прежде показывали только отдельные произведения, входившие в циклы «Сигнальная система» и «Абстракция», – сейчас мы их взяли для цельности экспозиции. Но дело в том, что его мастерская долгое время не была разобрана. Помню, когда мы с ним общались, он говорил: «Есть еще хорошие работы. Поехали в мастерскую», – но сил у него их разобрать уже не хватало.

– Какая часть злотниковского архива разобрана? Или непонятно, как это оценивать?

– Не знаю, как это оценивать. Работа идет постоянно, мы перебрали архив уже несколько раз, но, поскольку дедушка рассказывал нам, как понимать его искусство, как расставлять акценты, каждый раз, когда мы перебираем архив, мы его сортируем заново, и я не знаю, на каком этапе вообще можно остановиться. То есть чем ответственнее мы работаем с архивом, тем больше находим точек взаимодействия между разными его частями. Публикации, книги, выставки, показ работ в новых ракурсах – все это важно, особенно с учетом того, что с каждым годом дедушкино искусство становится все актуальнее и взглядов на него все больше. Очень многое не открыто, не показано, особенно в том, что касается его рукописей. А в том, что касается выставок, при его жизни проходили в основном ретроспективы, и редко какие-то отдельные важные для него темы давались, что называется, крупным планом. В этом смысле нынешняя выставка необычна тем, что мы вычленили три блока с «Сигнальной системой», «Библейским циклом» и «Абстракцией» и показали взаимодействие между этими сериями: то, как «Сигналы» продолжаются и в нарративе «Библейского цикла», и в полной абстракции.

– В кураторском тексте сказано, что вы планируете издать злотниковский неопубликованный текст, создававшийся параллельно с «Сигнальной системой» на рубеже 1950–1960-х, там, в частности, объясняется, как понимать эту серию. Но ведь «Сигналы» толковали много раз. Куратор его относительно недавней ретроспективы 2011 года в Московском музее современного искусства должна была видеть этот текст.

– Да, Евгения Кикодзе видела часть текста, поскольку на тот момент он был уже разрозненным. Рукописи были перепечатаны, но при переезде какие-то машинописные листы потерялись, другие были перетасованы – их нужно было перекомпоновывать и отчасти реконструировать текст. Дедушка, разумеется, показывал этот текст близкому кругу людей, но целиком почему-то не издал. Думаю, причины были обыденные: его полет мешал ему вдаваться в технические детали. Но в итоге в более поздних толкованиях есть ощущение недосказанности. «Сигналы» интерпретировали в основном очевидцы и люди, с которыми дедушка беседовал – они передавали это видение другим людям, что могло не всегда соответствовать дедушкиным идеям. Почему я говорю о том, что многое в его искусстве еще нужно понять и переосмыслить: уже сам его текст сделан так, что показывает, как вообще можно смотреть на искусство иначе, со стороны рефлексии, ассоциаций, даже психоанализа. В каком-то смысле, как это было у Кандинского, опубликовавшего «О духовном в искусстве», где он все разложил по полочкам. Дедушка с учетом новых технологических взглядов эпохи расписывал, какой элемент, какая плотность заполнения пространства как воздействуют на человека, какой цвет с чем ассоциируется и т.д. На основе этой ассоциативной системы он и скомпоновал свой труд о «Протосигналах», «Сигнальной системе», причем в качестве глав выделил и волновавшие его темы, связанные с кибернетикой, психоанализом, космосом…

– Когда выйдет книга?

– Мы собрали весь материал, остались только технические моменты – и выпустим его к какой-то большой выставке.